– Аламеда, – вдруг окликнул её знакомый голос. Она обернулась, перед ней стоял Арэнк. Он поймал её взгляд. – Да, это ты…
Подбежал Лони, подошла Нита, Яс… Вскоре все окружили её и с удивлением разглядывали, спрашивая, что стряслось. Только один Арэнк смотрел в её глаза так, как смотрел всегда…
Судно встало на отмели, от которой основной поток разбивался на множество рек. Люди сходили с Великана, и каждый выбирал, в какую из них войти, словно зная это ещё с рождения. Только Арэнк застыл у лодки, осматриваясь в нерешительности. Муна ступила в один из потоков и оглянулась. В своём платье цвета амаранта она казалась дикой лилией среди воды и растущих по берегам высоких трав. Муна улыбалась, говоря этой улыбкой, что примет любой его выбор. Арэнк посмотрел на неё, затем – на Аламеду. Одними глазами та сказала ему: «Иди… иди, я отпускаю тебя». Тогда он повернулся к Муне, вложил свою ладонь в протянутую ему руку, и они пошли по реке, плечом к плечу, а чёрный дорей с вызолоченными солнцем боками парил в небе высоко над ними.
В тот же поток ступили Нита и Лони.
– Аламеда, пойдём с нами! – прокричал мальчишка, счастливо улыбаясь, и опять засвистел в свистульку.
– Не могу, Лони, – ответила она, – это не мой путь.
Он побежал обратно и крепко-крепко обнял её:
– Какая ты красивая, Аламеда.
Подошла Нита и тоже прижала её к себе:
– Прощай.
– Прощай, подруга.
Аламеда стояла на распутье, смотря, как четверо удаляются вдоль по неспешному течению. Ей было одновременно и хорошо, и грустно, и умиротворённо. Что ж, настало время выбрать свой путь. Вдруг в соседнем притоке она увидела до боли, до крика знакомый силуэт. Аламеда пошатнулась. По реке ступал ей навстречу высокий человек. Вода доставала ему чуть выше колен. Длинные чёрные волосы развевались на ветру, перемешиваясь с бликами восходящего за его плечами солнца, а глубокий взгляд говорил с ней вместо слов.
– Роутэг, – выдохнула Аламеда. Глаза безудержно наполняла влага, сердце трепетало и рвалось из груди, словно вереница бабочек. Это Он, Он! Но она не решалась сорваться с места и побежать, обвить руками шею, впиться губами в его губы, до боли, до исступления. Аламеда боялась опять обознаться, как уже сделала однажды, и поэтому продолжала неподвижно стоять, с наслаждением узнавая каждую родную черту.
Поравнявшись с Арэнком, мужчина повернул к нему голову. Лишь полоса разнотравья разделяла две соседние реки. Оба замерли на мгновение, обменявшись молчаливыми взглядами, и каждый продолжил свой путь, в противоположных направлениях. Но Арэнк оглянулся и напоследок кивнул Аламеде.
Роутэг подошёл, улыбаясь одними глазами, и протянул ей руку.
– Ты пойдёшь со мной, Аламеда? – спросил он, и его голос тёплой волной влился в её тело, а темнота зрачков заполнила её глаза. Это был Он… Конечно он.
Аламеда вложила свою руку в ладонь Роутэга – тёплую, как прикосновение ветра, и сильную, в которой никогда не дрожала тетива стрелы, и затем припала к его груди, закрыв глаза и вдыхая родной аромат его кожи – аромат влажного лианового леса. Он прижал её к себе, гладя по волосам и целуя их. Аламеда подняла лицо, и Роутэг, взяв его в ладони, коснулся своими губами её губ, и она растворилась в нём.
Они долго стояли одни на перепутье множества рек, а потом ступили в ту, из которой вышел Роутэг, и вместе пошли по течению, навстречу солнцу, в Край вечного восхода – в Страну Лишённых Плоти.
* * *
– Лиз, Лиз, ты меня слышишь? – надтреснутым голосом повторял я снова и снова, как заезженная пластинка, уже не надеясь получить ответа.
Лиз лежала, распластавшись на соломенной подстилке, так и не приходя в себя. По её мерному дыханию можно было предположить, что она просто спит, однако она продолжала бредить. Но я боялся её пробуждения. Боялся, что проснётся рядом со мной уже не Лиз, а другая, посторонняя мне девушка.
Снова появилась Лула.
– Может, всё же согласишься, доктор? Хотя теперь уже, наверное, поздно…
От отчаяния я уронил голову на ладони и кивнул. Цыганка ушла за своими снадобьями, а я опять принялся повторять:
– Лиз, Лиз, ты меня слышишь? Лиз… – но мои слова улетали в небо вместе с дымом от огня и рассеивались там, так и не достигнув её. – Лиз, ты меня слышишь?..
– Слышу, – вдруг прозвучал её голос.
Я не сразу поднял голову, приняв этот звук за жестокую игру своего воспалённого воображения.
– Я вернулась, Артур, – повторила Лиз, и тут я ощутил на своей ладони её нежное прикосновение.
Я отнял руки от лица и взглядом встретился с её кристально-голубыми глазами. Они сияли безмятежной чистотой.
– Вернулась, – повторила она и, приподнявшись, принялась покрывать поцелуями моё лицо и руки.
Я смотрел на неё во все глаза, которые щипало от стоявших в них слёз.
– Мне снился прекрасный сон, – мечтательно проговорила Лиз, прижавшись ко мне, и её лицо озарила та искрящаяся улыбка, которой я не видел уже многие месяцы. – Огромное судно, похожее на половинку скорлупы продолговатого ореха, пересекало бескрайний океан и проплывало под радугой… Я видела крылатых пантер и морские бури, сражения с подводными чудовищами и победы над ними… А ещё я видела мужчину и женщину. Они шли по реке, рука об руку, навстречу восходящему солнцу, а их чёрные волосы переплетались между собой на ветру… Артур, это было так прекрасно!
– Лиз! – я зарылся лицом в её мягких локонах, а она положила голову мне на плечо.
Раскрылась и снова закрылась пола шатра: Лула всё поняла без слов и решила оставить нас наедине. В отверстии над нашими головами опять заблестели звёзды, а мы с Лиз так и сидели обнявшись, и она рассказывала мне свой бесконечно длинный сон, который замкнулся в ней нитью воспоминаний Аламеды.
Затем мы снова лежали у костра, на соломенной подстилке, рассматривали созвездия и опять заснули лишь под утро, когда пошёл снег. Он падал через отверстие шатра и остужал наши разгорячённые за ночь тела…
Эпилог
На следующий день я посадил Лиз в поезд до Энгелберга, где не переставая искали сбежавшую пациентку. К чести Марты, должен сказать, что она так и не проболталась ни санитарам, ни нагрянувшей после них полиции. Хозяйка просто отнесла немногие мои вещи в кладовку, а пришедшим по мою душу насочиняла, будто я съехал с квартиры неделей ранее и никакая девушка туда сроду не приходила. Актёрские способности Марты поразили меня. Видимо, именно из-за них она всё же утроила мне плату, и не только за будущие месяцы, но и за предыдущие тоже.
Мария регулярно писала мне. Побег Лиз переполошил всю клинику, Арольд рвал и метал и, наверняка, уволил бы половину персонала, если бы пропажа сама не нашлась спустя трое суток со дня исчезновения. В своих письмах медсестра рассказывала также, что после возвращения, к всеобщему удивлению, Лиз стремительно пошла на поправку. Точнее говоря, приступы просто-напросто прекратились. Доктор Арольд, будучи скептиком, не спешил сообщать её родным радостную весть о выздоровлении, считая, что наблюдает всего лишь долгий период ремиссии и болезнь может снова проявиться, но шли недели, наступила весна, а Лиз чувствовала себя всё лучше и лучше. Мария писала, что она похорошела ещё больше и даже вернулась к своим книгам и гитаре.
