Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Однажды молодой талиб отлупил Лейлу антенной от радиоприемника. И присовокупил:
— Попадешься мне еще раз, бить буду, пока молоко матери из костей не выступит!
Дома пришлось лежать на животе и шипеть от боли, пока Мариам делала примочки, — вся спина и бедра оказались исполосованы. Но обычно Лейла так легко не сдавалась. Сделает вид, что направилась домой, а сама улучит минутку — и в переулок. Случалось, ее ловили и допрашивали по три-четыре раза на дню. Случалось, в ход вновь и вновь шли кнуты и антенны. И несолоно хлебавши — домой.
Жизнь научила: отправляясь теперь к дочке, Лейла старалась натянуть на себя побольше, даже в жару. Два-три свитера под бурку — и уже не так больно.
Но игра стоила свеч. Если получалось ускользнуть от талибов, Лейла проводила с Азизой целые часы. Они усаживались во дворе рядом с качелями (вокруг гомонили другие ребятишки, к кому пришли мамы) и разговаривали. Азиза рассказывала, что они последнее время проходили.
Оказывается, Кэка Заман каждый день обязательно давал им уроки, в основном чтения и письма. Но иногда это была география, иногда — природоведение, иногда — что-то еще.
— Только нам приходится задергивать занавески, чтобы талибы не увидели. У Кэки Замана уже заранее приготовлены спицы и клубки шерсти. Мы тогда прячем книжки — и за вязание.
Однажды во дворе приюта Лейла увидала женщину средних лет с неприкрытым лицом — накидка была поднята, — у которой в приюте было трое мальчиков и девочка. Лейла сразу узнала резкие черты и густые брови — правда, голова седая совсем и рот запал, — и перед глазами встали черная юбка, цветной платок, иссиня-черные волосы, туго стянутые на затылке в узел. Эта самая женщина запрещала ученицам закрывать лицо: ведь мужчины и женщины равны, и если мужчины не носят накидок, то и женщинам это ни к чему.
Почувствовав на себе взгляд, Хала Рангмааль подняла глаза на Лейлу — но не узнала.
Или не подала виду.
— В земной коре есть трещины, — важно произносит Азиза. — Они называются разломами.
Июнь 2001 года. Пятница. Жаркий лень. Они вчетвером — Лейла, Залмай, Мариам и Азиза — сидят на заднем дворе приюта. Сегодня Рашид их сопроводил (что случалось ой как нечасто) и ждет у автобусной остановки.
Вокруг, пиная мячик, носятся босоногие дети.
— И каждый такой разлом проходит через каменный массив. Из таких массивов состоит земная кора, — продолжает Азиза.
Кто-то не пожалел своего времени, расчесал девочке волосы и тщательно заплел в косички.
Азиза трет ладошку о ладошку, наглядно показывая, что такое разлом.
— Они называются... кектонические плиты, вот!
— Тектонические, — поправляет Лейла. Говорить ей больно. Горло горит огнем, спина и шея болят, на месте нижнего резца во рту пустое место. Зуб ей выбил Рашид два дня тому назад. Пока были живы мама и Баби, Лейла и не догадывалась, что можно переносить такие частые и жестокие побои и не слечь.
— Ну да. И когда такие пласты движутся и цепляются один за другой, высвобождается энергия, которая достигает поверхности, и происходят землетрясения.
— Какая ты умненькая, — умиляется Мариам. — Куда умнее своей тупой тетки.
Лицо у Азизы пылает.
— И вовсе ты не тупая, Хала Мариам. А Кэка Заман говорит, что иногда перемещения плит происходят ужасно глубоко, так что на поверхности ощущается только легкая дрожь. Какими бы могучими ни были силы, которые заставляют их двигаться, только легкая дрожь.
Прошлый раз она рассказывала про атомы кислорода в атмосфере, что окрашивают небо в голубой цвет. «Если бы не атмосфера, — тараторила тогда Азиза, — небо было бы все черное, а солнце было бы еще одной большой звездой, горящей во мраке».
— Азиза сегодня пойдет с нами домой? — интересуется Залмай.
— Не сегодня, — устало говорит Лейла. — Потерпи еще немного.
Залмай направляется к качелям — походка совсем как у отца, вперевалочку, носками внутрь, — пихает пустое сиденье, шлепается на бетон и выдергивает из трещины травинки.
— Вода испаряется из листьев — представляешь, мама? — совсем как из мокрого белья, сохнущего на веревке. А дерево высасывает воду из почвы, и она идет через корни, через ствол, через ветки — к листьям. Это называется испарение.
Интересно, что талибы сделают с Кэкой Заманом, если его тайные уроки откроются, думает Лейла.
При ней Азиза, что называется, трещала без умолку, голосок ее звенел, руки ходили ходуном. Какая-то она стала дерганая, словно бы и не она совсем. И этот ее новый смех... деланный какой-то, подобострастный.
Были и еще перемены. Под ногтями у Азизы завелась грязь — и девочка, чтобы мать не заметила, стала прятать руки под себя. Когда рядом кто-нибудь принимался плакать или в поле зрения появлялся маленький приютский ребенок с голым задом и масленой от грязи головой, Азиза отводила в сторону глаза и громко заговаривала — все равно о чем. Прямо как хозяйка, старающаяся отвлечь внимание гостей от непорядка в доме и замурзан-ных детей.
Ответы на все вопросы были расплывчатые, но веселые.
У меня все хорошо, Хала. Не волнуйся за меня.
А другие дети тебя не обижают?
Нет, мама. Они хорошие.
Ты хорошо ешь? Нормально спишь?
Ем. Сплю. Вчера мы ели баранину. Нет, кажется, на прошлой неделе.
Когда Азиза принималась изъясняться в такой уклончивой манере, она здорово напоминала Лейле Мариам.
И еще Азиза стала заикаться. Первая обратила внимание Мариам. Заикание было легкое, но отчетливое, особенно на словах, начинающихся с «т».
Лейла кинулась к Заману.
Директор нахмурился и сказал: наверное, она всегда такая была.
Они уходят из приюта и берут с собой Азизу. Ее отпустили на побывку. Рашид поджидает их на остановке. При виде отца Залмай издает вопль и весь извивается у Лейлы на руках. Азиза приветствует Рашида куда более сдержанно.
— Поторопитесь, — ворчит Рашид, — мне через два часа на работу.
Его только что взяли в «Интерконтиненталь» швейцаром. С двенадцати до восьми, шесть дней в неделю Рашид распахивает двери в машинах, подносит багаж, затирает шваброй грязные следы. Бывает, в конце рабочего дня повар ресторана разрешает Рашиду забрать с собой кое-какие остатки — только молчок насчет этого! — холодные фрикадельки, засохшие крылышки цыплят, слипшийся комкастый рис. Рашид заверил Лейлу, что, как только они поднакопят денег, Азиза вернется домой.
На Рашиде форма швейцара — темно-красный костюм из синтетики, белая рубашка, галстук на резинке; из-под фуражки с козырьком выбиваются седые волосы. В непривычном наряде у Рашида на удивление благостный, незлобивый вид. Такой и мухи не обидит. Ну просто тихий, кроткий человек, который безропотно сносит удары судьбы.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
