— Тут тебе не круги водить под березою! — сурово отвечал воевода. — Был бы здесь твой отец, с ним бы я говорил. А сам ты с девкой можешь ладу плясать[32]— о свадьбе только отец твой говорить может. А нет отца — нет и разговора. И никто мне дочерью моей родной распоряжаться не запретит!
— Когда я за вас в бой шел, кровь проливал…
— Твое дело молодое — на то и парни, чтобы первыми воевать. Да я и сам за печью не отсиживался, и сыновья мои. Ты спасителя нашего из себя не строй!
— У меня кольцо ее! — Вольга показал золотое варяжское кольцо, подаренное Оддом Дивляне и ею переданное жениху в купальскую ночь.
— Ну, на память оставь! — буркнул Домагость, у которого было очень нехорошо на душе. Видит Лада-матушка, никогда он не стал бы ломать судьбу своей любимой дочери, если бы не необходимость. — А в дело наше, Вольга, не мешайся, душевно тебя прошу. Чтоб обиды не держать, через год-другой сватайте Велеську — через три года отдам. Вот тебе слово мое — отдам. Родом она не хуже, собой растет пригожая да резвая. А сейчас мне для Киева невеста нужна. Ты молодой еще, три года обождешь, не состаришься.
— Да разве я за Велеськой сюда ехал!
Но Домагость только махнул рукой: дескать, окончен разговор! — и пошел в дом.
Не смущаясь чужих любопытных взглядов, Вольга обнял девушку и прижал ее мокрое от слез лицо к груди.
— Он же нам обещал… ну, почти обещал! Я ведь спрашивал его: будет мне награда? А он сказал: будет день, будет и награда. Он знал, что я о тебе говорю! Знал!
— Да что теперь толковать? — К ним подошел один из Вольгиных плесковичей, парень по имени Годыня. — Он уже все решил, про обещания напоминать ему — только зря язык утомлять. Ты бы, княжич, чем разговоры разговаривать, сам думал, как свое не упустить.
— Я и не упущу!
— Вот, поляне, дери их леший! — вставил другой Вольгин товарищ, Милята. — Сидели бы там у себя в лесу на поляне! Не мог этот Аскольд-Святослав в другом месте себе невесту выбрать!
— А ты-то что? — Вольга поднял лицо Дивляны и требовательно глянул в заплаканные глаза. — Тебе-то кто милее — я или Киев?
— Ты, конечно! — Дивляна даже обиделась, вырвалась и вытерла нос платком. — Скажешь тоже! Не стыдно тебе? Я тебя люблю, я тебе обещала, как же я могу… Провались он, этот Киев! Это ж все равно что на Тот Свет ехать! Пропаду я там! Князь Аскольд, говорят, уже трех жен уморил, теперь за меня примется! Я хочу с тобой!
— Точно ли? — Вольга прищурился. — Точно за меня хочешь?
— Да как же еще? Ты что такое говоришь!
— Уедешь со мной?
— Куда?
— Да в Плесков, куда ж еще? Тише! — Вольга быстро оглянулся, но вокруг были только свои товарищи-плесковичи. — Давай так. Никому ничего не говори, а сегодня вечером уедем. Мой отец нас не выдаст. Он тоже такой обиды терпеть не станет: обещали нам, а отдали нашу невесту какому-то гусю заморскому! Уедем, а из Плескова Домагость уже не будет тебя требовать. Не боишься?
— Нет, — отозвалась Дивляна, хотя на самом деле боялась.
Шутка ли — бежать из дому! Внутри все обрывалось и холодело при мысли об этом. Пойти против отца, матери, всего рода! Но расстаться с Вольгой было свыше ее сил. Он был для нее единственным на свете, она уже привыкла к мысли, что выйдет за него, привыкла связывать свое будущее только с ним. Замужество в такой дали, на другом краю света, было для нее и не жизнью вовсе. Да и не будь Вольги, она лучше бы умерла, чем решилась на такое!
— Ну и что? — лихорадочно бормотала Дивляна, оправдываясь то ли перед Вольгой, то ли перед собой, то ли перед предками-дедами, смотревшими на нее в этот решающий час бесчисленными глазами звезд. — Подумаешь, бежать! Все девки бегают… Половина так замуж выходит… А мы что? Все так делают!
Но на самом деле Дивляна знала, что собирается сделать вовсе не «как все». Нет беды в том, чтобы от купальских костров уйти с парнем в его дом и поутру принять из рук новоявленной свекрови женский повой. Как правило, между родами заранее бывает уговорено, кто кому дает невест. Она же собиралась сбежать безо всяких уговоров, и даже вопреки другому уговору, заключенному ее родичами. Убежать в другое племя!
— А ну и что? — Она невольно оглядывалась, будто вокруг стояли сотни невидимых свидетелей, осуждающих ее безрассудство. — Отец и сам меня хочет в другое племя отдать. И не кривичам, а полянам — да где эти поляне, да есть ли они на свете вообще?
— Я своих тайком соберу, лодьи здесь возьмем, — тем временем шептал Вольга, думая вслух. — Сейчас же пойду со Святобором сговорюсь: скажу, мол, обиделся, уезжаю… Нет, не скажу, не дурак же я, он сам так подумает. И лодьи мне даст, с радостью даст, лишь бы я уехал побыстрее и вам пир обручальный не портил. Не догонят до Плескова, а там отец нас не выдаст. Ты только придумай что-нибудь, чтобы тебя не сразу хватились. Ну, хоть до утра. Яромиле и матери скажи, что у невестки ночевать будешь, чтобы тебя до утра не искали. Вот так время выгадаем. А там будем день и ночь плыть, успеем добраться.
Дивляна кивала, цепляясь за плечо Вольги, будто норовила за ним спрятаться. Ей было страшно, но она не видела другого выхода: согласиться на брак с чужим и далеким Аскольдом казалось хуже смерти.
— Ну, иди домой! — Вольга еще раз обнял ее, а потом оторвал от себя ее руки. — Я не пойду к вам, чтобы никто не подумал…
Домой Дивляна вернулась одна, усиленно делая вид, что просто ходила подышать свежим воздухом и перевести дух от такой важной новости. В доме сидели люди, и она не пошла в истобку. Из двери выглянула Милорада, но заплаканное лицо дочери ее не удивило. Дивляна метнулась к лестнице, ведущей в повалушу, и мать ее не остановила. Девушке казалось, что ее голова совершенно прозрачна и мать непременно увидит все ее замыслы, как только посмотрит повнимательнее. Она всегда любила и почитала отца, видела, как много у него забот и тревог, как хочет он мира и достатка не только для родной семьи, но и для Ладоги в целом, и ей было стыдно того, что она задумала. Он рассчитывает на нее и ее будущий брак, и предстоящее бегство уже казалось ей чем-то вроде кражи. Но не хватало духу согласиться на то, что отец для нее задумал, и Дивляна закрывала глаза на последствия своего поступка, отодвигала тяжелые мысли, стараясь думать только о Вольге.
Как сделать, чтобы ее исчезновения не заметили, Дивляна сообразила очень легко. Под рукой была Теплянка. Дивляна не собиралась ее ни во что посвящать, но их сходство можно было обернуть себе на пользу. К этому сходству все привыкли, никто его не замечал, и сама Дивляна раньше о нем и не думала, но теперь оно показалось истинной помощью богов.
Уже вечерело, и Дивляна больше не сходила вниз. Молчане, которую Милорада прислала проведать ее, Дивляна пожаловалась на усталость и тоску и сказала, что пораньше ляжет спать. Яромила осталась ночевать у Даряши, с которой они опять близко сошлись после возвращения той из Вал-города, и Милорада сама велела Тепляне оставаться с дочерью, чтобы невеста не сидела одна. Веснава и другие девушки из Братомерова рода тоже хотели прийти к ней — просватанная девушка не должна ночевать без сестер, — но их Милорада не пустила: ей не хотелось, чтобы Дивляна всем жаловалась на разлуку с Вольгой.
