Я поджал губы. Это был хороший вопрос. В замке бы меня ждал допрос приора. Или даже прецептора — ведь это он приказал меня доставить в столицу. За убийство зверей или за поднятие меры меня бы в любом случае ждало наказание.
А еще связь с демонами… Хоть Белиар и сказал, что закрыл память, но я не знал, насколько сильны люди. Вдруг взломают его печати? Если Полуночники расколются, что видели в подвале у Грэя, то приор быстро проведет параллели.
Я развел руки.
— У меня ничего нет.
— Ну, почему же, — старик усмехнулся, — Такую броню еще пойди найди, только стража в Лазурном Городе так одевается.
— Ну, как знаешь.
И он подошел к своей нуляшке, опустился к ней, сдергивая грязное одеяло. Та потянулась в ответ губами.
— Привет, моя Хряшечка, — проворковал зверь.
Я немного смутился.
— А я знаю? — Боров оторвался от своей зазнобы, — Выходы из клоаки охраняются, а несколько раз в день тут ходят патрули.
Несколько минут я стоял в раздумьях. Этот зверь не оставлял особого выбора. Потом я потянул завязки сбоку:
— Ладно, Боров, только давай быстрее… Нет у меня времени.
— А что ж ты будешь делать-то за стеной? — выпрямившись, с интересом спросил зверь.
— Это уже тебя не касается, Боров.
Глава 22. Клоака
— Да, я просто поинтересовался, — беззаботно ответил старик.
Я наконец снял и кинул нагрудник Борову, оставшись в простой рубахе. Тот посмотрел на защиту, оставшуюся на моих предплечьях, и на штаны.
— Это получишь, когда выведешь, — я поднял руки, а потом глянул вниз, — Штаны не отдам.
Наголенники тут были плотно пришиты к ткани, и просто так отвязать их бы не получилось. А продолжать путешествие без штанов мне как-то не хотелось.
— Ладно, — неожиданно легко согласился старик, и с довольным лицом стал напяливать обновку.
Нуляшка восхищено пялилась на него, а когда он завязал-таки нагрудник и выпрямился, у нее вырвалось:
— Ты мой альфа, Боров!
Тот довольно хрюкнул, чуть набычившись для солидности, и нищенка захихикала. Затем зверь наклонился и вытащил из кучи хлама длинную палку с намотанной на нее паклей.
— Случаем, ты не стихушник огня, случаем? — спросил он, а потом прищурился, — А, не…
Я покачал головой и поморщился от досады. Вот определять стихии я пока что не научился, хотя давно пора.
Старик нагнулся к ближайшей свече, стоящей у стены, и поджег факел. Затем отстранил меня в сторону и выглянул в широкий прогал. Он осторожно покрутил головой, посветил факелом то в одну сторону, то в другую.
— Не попадись выродкам, Боров! — крикнула вслед нуляшка.
Тот недовольно обернулся:
— Накаркай еще!
Нищенка обиженно надулась и спряталась под тряпки, а Боров вылез, с плеском погрузившись в бегущий снаружи поток нечистот. Меня воротило от одной только мысли о том, что же там плавало — такая дикая вонь ударила в нос.
— Торопись, первота, — послышалось его ворчание, — А то чую я, ты рыбка крупная, там вся синета всполошилась.
— Синета?
— Ну, дичь приорова, — Боров обернулся, — Зверье шакалье, что служит челяхам.
Я слушал зверя и не верил своим ушам. Чем ближе к цивилизации, тем меня все больше поражали контрасты с окраинами. Тут высочайшее почтение граничило с лютой ненавистью. В Вольфграде звери бы за одну такую мысль просили бы прощения у Неба.
А тут… Дичь, челяхи.
— Хряшка, скоро буду, — крикнул Боров и махнул мне, — Все, пошли, перваш, нет времени.
* * *
В канализации под Лазурным Городом вонь стояла великая. Мы шли по узкому тоннелю с льющимися нечистотами, где не было никакого намека на боковые выступы. Так что остаться сухим не получилось, и приходилось месить зловонную жижу. Глубина была разной — где по щиколотку, а где и по колено.
Боров с кряхтением двигался впереди, и свет его факела освещал склизкие стены, бросал блики на какие-то сопли, свисающие с потолка. Так противно мне давно не было, и даже бросать стихию земли вокруг было неприятно. А уж про воду я и не говорю…
От дикой вони я срывался в тяжелый кашель, и один раз меня все-таки стошнило. Но, как только это случилось, стало намного легче.
— Что, нравится в клоаке, однуха? — весело пропел Боров, а потом вдохнул полной грудью, — Вот он, аромат людского величия!
Я молча брел по колено в вонючей жиже, пытаясь успокоить надрывающиеся легкие, а заодно понять, как же так получилось. Утром сегодняшнего дня я был еще прималом, и мои действия еще могли на что-то повлиять. Если подумать, я сегодня сдал сразу несколько великих долгов.
Стаи Белых Волков и Скорпионов отмщены и оправданы, а клан Лунный Свет отстоял свое слово.
Кстати, получается, что я защитил «тринадцатого»? Если Хильда уже в Совете, то мой долг перед Абсолютом выполнен… Я даже слегка разволновался — вдруг прямо сейчас перенесут обратно, в мой мир.
А ведь еще необходимо выяснить про ту девочку…
«Абсолют!» — позвал я мысленно. В ответ — молчание.
Нет, так невозможно работать, это просто полное отсутствие обратной связи с заказчиком. Я выяснил про Хильду и выполнил. Сейчас единственная моя зацепка — это Хали, которая заточена в Чистилище. Такое совпадение, но она, оказывается, была тринадцатым стражем.
Где-то позади послышался всплеск…
— Клоа-а-акой отмечен воина за-а-ад! — загорланил впереди старик.
Обернувшись, я больше ничего уже не услышал. Боров тут же прибавил шагу, и мне пришлось поторопиться. Я слушал его завывания, и до меня не сразу дошло, что это та хвалебная ода, которую кричали своему приору восхищенные жители, только переиначенная.
— Душо-о-ою был чист, теперь один смра-а-ад! — Боров кричал уже так, что звук резонировал от стен.
Я остановился, слушая внутреннее чутье. Чувство опасности не просто гудело, он ревело общим фоном. Обернувшись, я снова посмотрел в черноту прохода.
Что-то смотрело оттуда на меня. И думало, съесть или нет…
— Будешь так стоять, тебя съедят, — рявкнул старик, — Съедя-я-а-ат!!!
Я оглянулся на него, не понимая, что он так орет, и вдруг заметил пару зеленоватых искр. Они исходили прямо от головы старика, будто он применял какую-то магию. Точнее, скрывал ее.
