Антон меня выслушал, рассеянно кивнул, но взгляд стал каким-то нехорошим. Я тут же уверилась, что ничего приятного для себя не услышу. Хоть бы раз ошиблась:
- С тобой работал не только вампир, но и ведьма.
Вместо того, чтобы упасть и уснуть, я таращилась в потолок. Обычный такой, белый. Хотя, если бы кто-то посмотрел на меня со стороны, подумал бы, что там написано нечто очень интересное.
И мыслей особых не было. Наверное, мозг решил, что на сегодня с него достаточно, и ушел отдыхать, почему-то забыв перед этим вырубить организм. Вот теперь организм, распаренный горячей ванной и умиротворенный, никак не мог выключиться.
Мы ещё битый час пытались выдвигать предположения, ну, я пыталась, Антон по большей части отвечал рассеянно и односложно, явно думая о чем-то своем. Озвучивать догадки он не стал, категорично отправив меня отдыхать, напоследок нежно поцеловав и пожелав спокойной ночи.
Я повертелась, подушила подушку, попинала одеяло, погуляла по комнате, даже высунулась в окно. И тут же засунулась обратно, потому что погода там была мерзкая. Булька, решивший обосноваться со мной, сначала следил за этими хаотичными передвижениями, потом залег в углу и начал тихонько похрапывать, чем пробуждал здоровую зависть.
Ближе к половине второго ночи я отчаялась и поняла, что хочу пить. Вообще-то мне очень хотелось выйти из комнаты, которая душила, будто клетка. Раньше не решалась, но теперь вероятность столкнуться с Антоном существенно уменьшилась, думаю, он уже давно спит, поэтому, заключив, что вид у меня вполне цивилизованный, потихоньку приоткрыла дверь.
Тишина в доме стояла гробовая.
Осторожно прощупывая перед каждым шагом теплый деревянный пол, спустилась по лестнице и замерла, прислушиваясь. На кухне было тихо, но то ли звук, то ли просто ощущение присутствия живого существа было острым до мгновенно захолонувшего сердца.
- Не пугайся, это я.
Нечто шевельнулось за аркой, ведущей на кухню, и у меня тут же отлегло. Но и некоторое смущение вернулось с новой силой. Не то, чтобы я планировала его избегать, да это и невозможно, если живете в одном доме, но сейчас предпочла бы побыть в одиночестве. И тут же мысленно поморщилась, понимая, что врать самой себе нехорошо. Если бы не хотела его видеть, сидела бы в комнате, как привязанная, а попить можно и из-под крана в ванной, благо для этого не нужно спускаться вниз.
- Я и не боюсь.
И, показывая собственную смелость, прошла через холл, останавливаясь в паре метров от Антона. К счастью, свет он не включал, и того, как у меня подрагивают колени, в темноте не видно.
Он стоял возле окна, что выходило на задний двор. Наверное, летом там было красиво, во всяком случае, признаки клумб под сугробами имелись. Сейчас же он был по щиколотку заметен снегом, искрящимся в свете обгрызенной луны. Я встала с другой стороны, тоже пялясь во двор и пытаясь понять, что мне тут вообще нужно.
Ах да, я же спустилась за водой… Как назло, пить перехотелось.
Глаза постепенно привыкли к полумраку, и теперь я хорошо различала Антона, более светлым пятном выделявшегося на фоне стены. Белая футболка, джинсы и, кажется, он был босиком. Как, впрочем, и я.
В горле пересохло, а на душе становилось все более маетно. Наверное, потому что сама не понимала, почему стою здесь, не решаясь уйти, и, чтобы разорвать эту непонятную тишину, шагнула к нему.
- Антон.
- Что?
- Поцелуй меня.
Не знаю, кто больше опешил от моих слов, похоже, все-таки я сама. Но ко мне повернулся всем телом, встав так, что лицо оказалось в тени.
- Утром будешь жалеть.
- Плевать. Заткнись и целуй.
И сама, пока не передумала, схватилась за его шею, прижавшись губами, куда попала. Надо сказать, попала я, куда и планировала.
Антон тяжело выдохнул, не пытаясь ни оттолкнуть, ни прижать, но наклонился, чтобы мне не приходилось тянуться и вставать на цыпочки.
Поцелуй получился вполне целомудренным. Первые секунды три.
- Вот шальная… - Он все же отодвинулся, хотя и обхватил моё лицо руками, проводя большими пальцами по щекам, отбросил мешающиеся пряди волос. – Потом не жалуйся.
Ставший жестким захват ладони на затылке, и болезненная сила, с которой он впился в мои губы. Так, что я охнула, но не отпрянула, наоборот, сама вцепилась в его плечи, будто боясь, что сбежит. С жадным нетерпением принимая каждое касание языка, почти насилующего мой рот, прижимаясь всем телом. Грудью, животом и бедрами, так плотно, чтобы между нами и воздух не проникал.
Наверное, и ногу бы на него закинула, если бы Антон не опередил меня, обхватив второй рукой за талию и приподнимая. То, что он не просто поднял, но и куда-то перенес, поняла, когда он опустил меня на нечто твердое. Наверное, стол, потому что поверхность была не только твердой, но и холодной, отчего неприкрытые участки кожи покрылись пупырышками. Или это от звенящего в воздухе возбуждения?
Притиснувшись ко мне всем телом так, что мне только и оставалось, что обхватить его за пояс ногами, Антон резко отпрянул.
Тяжелое рваное дыхание, поджатые губы и взгляд, от которого мне одновременно хотелось дернуть его на себя, чтобы прижаться кожа к коже, и прикрыться, пряча резко выделившиеся под тонкой натянутой тканью соски. И непонятно, отчего дрожь по телу, от нервного ли ожидания, отдающего тягучей сладкой истомой внизу живота и болезненной жаждой налившейся от возбуждения груди, или от жесткого камня, щедро делящегося холодом с моими бедрами. Хотя, если так пойдет и дальше, я этот камень могу и расплавить…
Антон подчеркнуто неторопливым жестом положил ладонь мне на шею, обхватывая горло, и наклонился, прижавшись чуть колючей щекой к моей скуле. В этом движении было что-то такое первобытно-правильное, что я боялась даже моргнуть, впитывая каждое его касание, каждый вдох. Едва ощутимое прикосновение губ к мочке уха и немного ниже. Ещё ниже, вдоль шеи к ключице, и от этого медленного движения у меня перехватило дыхание.
Кончик его языка, прижавший отчаянно пульсирующую вену, и осторожное, но чувствительное касание зубами…
Кажется, я теперь понимаю, почему вампиров представляют совратителями юных девиц. И девиц тоже понимаю, потому что совратиться хотелось до нервной дрожи.
И хотя немного саднящее горло сводило спазмом неудовлетворенного желания, я прекрасно понимала, что он хочет этим показать. Что он не человек, и я должна или принять это, или сейчас заорать благим матом, отбиваясь и требуя немедленно убрать клыки от моей вены. И то, что будет потом, полностью зависит от этого моего выбора. Не было ни стеснительно, ни страшно, наверное, все выделенные на ближайшие дни эмоции я потратила за это сумасшедшее сегодня, и теперь хотелось только чувствовать себя не только живой, но и желанной. И жалеть утром не стану, пусть не надеется.
Хотелось стянуть с себя пижаму, а с него футболку и прижаться к твердой груди, глубоко втянуть запах его кожи, может, даже слегка прикусить, чтобы узнать, какой он на вкус…
