Книга Каменная пациентка - Эрин Келли

– Что это за место?

Только без паники. Старые викторианские больницы постоянно перепрофилировали, особенно после войны, и все об этом знали. Так, недалеко от их прежнего дома в Нортгемптоншире клиника легочных заболеваний превратилась в спинальный травматологический центр – и уже никогда не вернулась к прошлой специализации. Теперь это, должно быть, женская больница или даже клиника общего профиля; несомненно, она достаточно крупная для такого. Словно в ответ на ее мысли, из какой-то палаты тут же донесся пронзительный крик. Величественные двойные двери открылись чьими-то невидимыми руками, и в нос Хелен ударил запах: густой, болезненный, одновременно и химический, и гнилостный, он на несколько секунд лишил ее дыхания и зрения, мыслей и голоса. Она вдохнула, собираясь что-то сказать, и с ужасом поняла, что дышать ей придется через рот.

– Что здесь? – Она убедилась, что ее голос стал глухим и хриплым, и тут же усомнилась – слышно ли ее вообще.

Доктор Рэнсом уже протягивал свою свободную руку какому-то мужчине – белый халат, круглое лицо, очки со стеклами в форме полумесяцев, – вылезающему из-за широкого стола красного дерева.

– Медицинский суперинтендант[17] Керси, спасибо, что приняли мой звонок. Рад снова вас видеть. А Мартин сегодня тут? Я так понял, что он работает здесь в конце недели.

– Изменил свое расписание. Теперь он по выходным в Кембридже, увы, – ответил Керси.

Доктор Рэнсом сжал кулаки.

– Я так надеялся его застать!

Его оскорбленный тон не тронул Керси, который невозмутимо произнес:

– Не повезло. Он у нас только со среды по пятницу. В любом случае ему нет никакой необходимости принимать ее самостоятельно. – Керси взглянул поверх очков. – Боюсь, вам придется иметь дело со мной.

Рэнсом опомнился:

– Не сочтите за неуважение, сэр.

Хелен почувствовала беспокойство; Рэнсом говорил об этом так, словно надлежащий уход за ней всецело зависел от этого доктора Буреса. Керси, однако, не выглядел обеспокоенным, отвечая Рэнсому с легким сердцем:

– Ну, хорошими психиатрами приходится делиться.

«Психиатрами. Нет, нет, нет!»

– Это… вы не можете посадить меня в гребаный сумасшедший дом! Что с вами со всеми такое? Это ошибка!

Это был первый раз, когда Хелен выругалась в присутствии родителей; она заметила, как Эжени вздрогнула.

Суперинтендант Керси замедлил речь и слегка наклонился, как будто обращался к малому ребенку:

– Мы не называем их сумасшедшими домами уже тридцать лет! – Его губы были фиолетовыми, а дыхание тяжелым, навевающим мысли о бутылке кларета, от которой его явно оторвали. Складка над его бровями приобрела m-образные очертания детского рисунка птицы в полете. – Современный термин – «психиатрическая больница».

В этом месте не имелось ничего современного. Грязно-зеленые стены были увешаны портретами девятнадцатого века. Половая плитка, вся в узорах из листьев и стрекоз, являлась наследием викторианской эпохи, от которого мгновенно закружилась голова, а полная женщина в накрахмаленном крылатом чепце, подкатившая кресло-каталку поближе к Хелен, казалась выпрыгнувшей со страниц учебника истории. Старые газовые рожки по-прежнему торчали из стен; лишь электричество, проведенное прямо через змеящиеся трубопроводы, давало понять, что сейчас 1958 год.

По кивку медсестры Питер и доктор Рэнсом отпустили Хелен: она рухнула в кресло-каталку, ощущая покалывание в затекших ногах, возвращающихся к жизни.

– Старшая сестра, – сказал Рэнсом. – Это Хелен Моррис, ей девятнадцать.

– Меня кто-нибудь вообще слышит? – взмолилась Хелен. – Психиатрическая больница и сумасшедший дом – это одно и то же! Я не… что бы вы ни думали о сегодняшнем вечере – я не сумасшедшая! – Ее голос стал таким тонким, каким не был со времен детства. Она говорила, как безумная, и, должно быть, выглядела безумной: остатки рвоты, впитавшейся в косы, всякая дрянь на ногах, затвердевшая до коросты.

– Не обращайте внимания, – сказала старшая сестра. – Пусть доктора потолкуют.

Доктор Рэнсом принял бразды беседы, обращаясь только к доктору Керси.

– В дополнение к нашему предыдущему разговору. Это – Питер Моррис из Сайзуэлла, чья дочь Хелен представляет… э-э, ну, она совершила неким способом незаконное прерывание беременности, и это стало последним эпизодом в долгой истории противоестественного поведения. Ей требуется медицинская помощь в первой инстанции. – Керси что-то царапал на бумаге перьевой ручкой. – Я не могу определить, что Хелен приняла, и она не говорит, как далеко зашла беременность, но если это удалось, то она явно находилась еще на первой трети срока.

Все взгляды устремились на живот Хелен, включая ее собственный. Только теперь она заметила, что у каталки имелись кожаные ремни: для талии, запястий, лодыжек и – она панически обернулась через каждое плечо – для шеи. Она попыталась подняться и выбраться из кресла, но медсестра удержала ее, положив холодные руки ей на плечи:

– Давайте-ка не будем вести себя неправильно, хорошо? – Даже если бы Хелен не чувствовала такую слабость, ее борьба выглядела бы жалкой. Руки этой женщины были сильнее, чем у Робина. – Сидите смирно, пока не подготовят документы.

– Пожалуйста, кто-нибудь может объяснить мне, что происходит? – Голос Хелен дрогнул на этом вопросе. – Вы меня предаете? Вы оставите меня здесь?

– Моррисы пожелали избежать вмешательства полиции и всего прочего, – сказал доктор Рэнсом, – и, как я уже упоминал, данный случай просто кульминация многих месяцев, – он повернулся к Питеру и Эжени, – или скорее лет? – Те кивнули. Питер устало, а Эжени с энтузиазмом. – Годы навязчивых, маниакальных идей, обнажение на публике, говорение на странных языках… – Он почти потирал руки.