Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
– Никому не отдавай. – И пошла танцевать с ним босая. Веретено взглянуло на неё и промолвило:
– Так вот ты, оказывается, какая маленькая. А притворялась высокой. – И Бану вдруг вспомнила, что на одном из уроков, когда Веретено ещё не знало её имени, он велел долговязому ученику взять её в партнёрши со словами: «Ты танцуй с этой высокой девушкой», – и Бану была поражена до глубины души, потому что её нельзя было назвать даже девушкой среднего роста, даже с натяжкой. С такой откровенной, наглой и бессмысленной лестью ей ещё не доводилось сталкиваться, и она подумала: а что, если в глазах Веретена она и правда выглядела высокой?
Бану было немного неудобно на поворотах, но пол был скользкий, музыка – медленная, а Веретено – заботливое, поэтому всё обошлось благополучно. После танца её пятки стали чёрными, словно она босиком прогулялась по угольной шахте.
– Ну что, больше не будешь сидеть с недовольным сифятом? – спросила Лейла.
– Буду. А что случилось? Он просто потанцевал со мной.
– Когда он просто танцевал с другими, у тебя реакция была такая, как будто ты их на сеновале голыми застукала.
Бану не ответила: она смотрела на Веретено, танцевавшее с Зейнаб бачату, и вид у Зейнаб был такой довольный, как если бы ей подарили волшебный горшок с бесконечным запасом жирного хаша.
– Она улыбается ему так, как будто он – жареная баранья нога. – Лейла словно прочла её мысли.
– Вот за это, Лейлуша, я тебя и люблю. Пошли отсюда, смотреть противно. – Бану снова почувствовала себя опечаленной.
Как и все прочие мероприятия, свадьба не оправдывала её ожиданий. Разок она даже заглянула на кухню, где никто не обратил на неё внимания и всё было белым и серебряным, помечтала немного о том, как затаскивает Веретено в кладовку и душит его поцелуями, хотя, наверное, такого, как он, логичнее было бы вообразить в большой духовке, с яблоком во рту. Она немного поковыряла ложкой сытный белоснежный торт, бросила его, так и не дождавшись чая, который официанты разносили рандомно, видимо, разыгрывая его между гостями в рулетку. Наконец настал момент, которого больше всего ждали незамужние девицы. Невеста собралась кидать букет. Бану нехотя поднялась со своего места и составила компанию этой толпе, потому что не хотела показаться невежливой.
Прямо перед ней скакал на месте от нетерпения какой-то страшный парень, которого, видимо, никто не хотел брать. Девушки искоса поглядывали на него с плохо скрываемой ненавистью. Когда Айша кинула букет, этот парень подпрыгнул, как блоха, выше своего роста, отбил букет головой, и тот прилетел прямо в руки ничего такого не ожидавшей Бану. Она машинально опустила голову и посмотрела на белые розы. Перед ней, словно росток волшебных бобов из-под земли, выскочило Веретено и торжествующе загудело:
– Ага! Я же говорил, ты следующая!
Бану провела рукой по крепким бутонам. Ей никогда не нравились белые розы. От её прикосновения цветы вдруг, не раскрывшись, пожелтели, скукожились и стали хрустящими, как старые газетные листы. Никто, кроме Веретена, не видел этого, а по его выражению лица было не понять, что он думает о такой странной метаморфозе. Он даже не выглядел удивлённым. Бану сунула ему в руки засохший букет и, взяв сумочку, отправилась домой.
На следующий день она вышла из дома в десять утра и начала охоту на продавца цветов – этот человек с руками, в которых едва умещались пышные пучки мелких роз, прогуливался по двум центральным улицам. О том, что он где-то неподалёку, можно было догадаться по богатому розовому запаху, который расползался во все стороны на большой радиус. Когда Бану нашла продавца, они долго торговались, и наконец со словами: «За сколько сам купил, за столько тебе отдаю» – он вручил ей ни во что не завёрнутый букет, который топорщил острые, как копья, шипы. Бану взяла цветы, не обращая внимания на кровоточащие пальцы, в которые розы вонзили свои колючки с отчаянием попавшего в капкан животного, и поспешила домой. Но до дома цветы не дожили: они засохли и рассыпались, оставив на память о себе лишь исколотые руки.
– Вот, значит, как, – пробормотала Бану. Ей было интересно, но она не огорчилась: в конце концов, никто не дарил ей цветов.
Следующие дни на танцах ознаменовались только одним любопытным событием, и, хотя Бану с её любовной одержимостью не обратила на него никакого внимания, остальные обсуждали его взахлёб: выйдя замуж, Айша перестала ходить на танцы, и всех удалила из друзей на Facebook, и даже убрала профильную фотографию, которая всем так нравилась и на которой Айша танцевала бачату со своим постоянным партнёром. Когда об этом сказали Бану, которая даже не заметила, что количество её друзей уменьшилось на одного, она лишь пожала плечами: «А что, разве в этой стране не так принято? Разрывать все отношения после замужества?» То, что Айша перестала ходить на сальсу, легко объяснялось: она уехала в свадебное путешествие по Италии, но вот зачем было удалять всех из друзей, если она собиралась вернуться? Об этом тихонько шептались в углах подвала, а Веретено ходило с кислым видом. Ему было неприятно, ведь он потерял одного из своих берсеркеров, одну из немногих танцовщиц в школе, которые выходили на чемпионаты и завоёвывали медали. К тому же Айша была одной из самых преданных учениц, и львиная доля лести в его адрес исходила именно от неё. Впрочем, теперь в его распоряжении оказалась Зейнаб. Хотя она двигалась не изящнее, чем медведь, ужаленный в попу пчелой, в искусстве лизоблюдства она была человеком умудрённым и многоопытным. Однажды на глаза Бану попалась совместная с Учителем фотография Зейнаб, к которой последняя сделала приписку, и Бану была поражена, до какого бессмысленного и даже не особенно выгодного для себя низкопоклонства может дойти человек.
«А вот я и мой Учитель, Великий личност, огромное огромное вам СПАСИБО за ваш безценный труд! Я вас лублу!!!!! 111 Огромного СЧАСТЬЯ вам и вашей бизупречной семье, и вашей безподобной возлубленой, мы все так счастливы, что вы у нас есть, слава АЛЛАХУ за это!!!!!!!! 111 Желаю вам много-много таки же перданных учеников и сальсы по жизни!»
Бану, само собой разумеется, рассвирепела. Особенно её задели слова о «безподобной возлубленой». Потом, поразмыслив, она кое-как уговорила себя, что ревновать Веретено к кому-либо бессмысленно, всё равно что ревновать, скажем, огромного мраморного Давида, что стоит голый на всеобщем обозрении в Академии. «Он – арт-объект, а я – идолопоклонница», – повторяла она про себя, словно мантру. Но иногда, в часы ночного безмолвия, когда нечему и некому было отвлекать Бану от мрачных мыслей, тысячи женщин в её воображении набрасывались на Веретено, как гарпии, и раздирали его на тысячи трепещущих кусочков с пронзительными криками: «Я буду твоей бесподобной возлюбленной!» Смысл этих слов Зейнаб открылся Бану позднее, когда она, как обычно, подслушивала за дверью раздевалки ядовитые женские разговоры.
– А вы заметили, как она Учителя ко всем ревнует?
Бану похолодела, и её сердце как будто оторвалось от держащих его артерий и вен: неужели её преступную любовь заметили?!
– Ой, она такая страшная, ей только и остаётся, что ревновать всех ко всем!
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
