В день солнца они собираются для общей вечери со всеми детьми, сестрами, матерями, без различия пола и возраста. Когда после различных яств пир разгорится и вино воспламенит в них жар любострастия, то собаке, привязанной к подсвечнику, бросают кусок мяса на расстоянии большем, чем длина веревки, которою она привязана: собака, рванувшись и сделав прыжок, роняет и гасит светильник… Таким образом все они, если не самым делом, то в совести делаются кровосмесниками, потому что все участвуют желанием своим в том, что может случиться в действии того или другого.
Однако Цецилиана возмущают не только оргии, в которых участвуют и взрослые, и дети. У христиан, говорит он, имеется чудовищный и преступный обряд вступления в сообщество:
То, что говорят об обряде принятия новых членов в их общество, известно всем и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их общество предлагается младенец, который, чтобы обмануть неосторожных, покрыт мукою: и тот, обманутый видом муки, по приглашению сделать будто невинные удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда, – о, нечестие! – присутствующие с жадностию пьют его кровь и разделяют между собою его члены. Вот какою жертвою скрепляется их союз друг с другом, и сознание такого злодеяния обязывает их к взаимному молчанию. Такие священнодействия ужаснее всяких поруганий святынь.
Так вот что значит быть христианином!.. Современному читателю может показаться невероятным, что подобные обвинения обсуждались всерьез. Однако, по всей видимости, так оно и было, – иначе зачем бы христианским апологетам снова и снова их опровергать? Но как же можно было во все это верить?
Здесь важно помнить, что собрания христиан были тайными и происходили на частной территории. Здания христианских церквей не стояли, как сейчас, на каждом углу. Верующие собирались либо у кого-то дома, либо в каком-нибудь отдаленном и безлюдном месте под открытым небом. Как правило, собрания проходили ночью или перед рассветом, в темноте. Для этого была очень серьезная причина: христианам приходилось работать, чтобы зарабатывать себе на жизнь, а выходных античный мир не знал. Все встречи приходилось проводить в нерабочее время. Но как знать, чем занимаются эти люди взаперти и в темноте?
Ученые изыскивают множество дополнительных объяснений тому, что безобразия, о которых упоминают Иустин, Тертуллиан, Минуций Феликс и другие, приписывались именно христианам[188]. Некоторые говорят, что слухи об инцестуальных связях естественно плодились вокруг секты, члены которой называли друг друга «братьями» и «сестрами» и регулярно, начиная с новозаветных времен, обменивались «святым целованием». Братья и сестры целуются в темноте – как же это еще понимать? Что же касается обвинений в убийстве и поедании младенцев – несомненно, все слыхали, что каждую неделю у христиан бывает особая трапеза, на которой они едят плоть и пьют кровь Сына (Божия). Что же выходит: они там пожирают какого-то ребенка?
Другие ученые выражают сомнение в том, что обвинения в разврате связаны с недостатком знаний о христианстве и христианских обрядах[189]. Обвинения в сексуальной распущенности, убийстве младенцев и каннибализме, говорят они, были вообще стандартом для античной полемики. Всякий, кто желал посильнее очернить своих врагов, приписывал им самое невообразимое и жуткое, что только мог придумать. А что может быть ужаснее, чем заниматься кровосмешением, убивать младенцев и пожирать их? Так что, хотя вполне возможно, что на обвинения против христиан влиял недостаток знаний, – в целом это были стандартные обвинения, выдвигаемые против любой непонятной и неприятной группы, чтобы очернить ее не только в суде, но и в глазах общества.