Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Противники эвтаназии говорят, что нужно защищать уязвимых людей, как будто всем остальным это неочевидно. Вообще не существует доказательств – а их искали – того, что родственники уговаривали больных или стариков прибегнуть к эвтаназии в любой стране, где она легальна. Не понимаю, почему у нас должно быть по-другому. Врачи говорили мне, что родственники, наоборот, постоянно умоляют их сохранить бабуле жизнь, хотя бабуля по медицинским стандартам уже считается мертвой. К тому же трибунал будет бороться со злоупотреблениями, насколько это в человеческих силах.
Я бы также предложил набирать в трибунал людей старше сорока пяти лет – к этому возрасту они уже могут приобрести редкий дар мудрости. В делах трибунала мудрость и сострадание должны идти рука об руку с законом. Трибунал также будет проверять людей, ищущих смерти по причинам, которые другим могут показаться временными и нестрашными тревогами. Осмелюсь сказать, что довольно многие люди задумывались о смерти из-за невзгод, которые впоследствии показались им ерундой. Если уж нам придется жить в мире, где допустима социально одобряемая «безвременная смерть», она должна быть тщательно обдумана.
Давайте рассмотрим для примера меня. Как я уже сказал, я бы хотел умереть мирно, слушая Томаса Таллиса в своем айподе, пока болезнь не одолела меня. Я надеюсь, что это случится не очень скоро, потому что знай я, что могу умереть когда мне угодно, каждый день немедленно стал бы для меня драгоценнее миллиона фунтов. Если бы я знал, что могу умереть, я бы жил. Моя жизнь, моя смерть, мой выбор.
Везде, где эвтаназия разрешена, она не приводит ни к каким «скользким дорожкам». Просто противники эвтаназии верят, что она откроет ворота злоупотреблениям и отбраковке больных и стариков. Но это всего лишь ночной кошмар. Этого не случится ни в одной демократической стране, если в ней не установится тирания куда более агрессивная, чем нынешняя тирания Комитета по вопросам здравоохранения и безопасности. Честно, этот аргумент – просто страшилка.
Говорят, что люди перестанут доверять врачам, зная, что врач может их убить. Это еще почему? Врач очень многое теряет, убив пациента. Как по мне, просить медика, который знает твое состояние, помочь тебе расстаться с жизнью – это признак высочайшего доверия.
Фраза «Не убий, но и не стремись сохранить жизнь любой ценой» никогда не была официальным требованиям для медиков. Учитывая, что ее придумал мой коллега Артур Хью Клаф, это и неудивительно. Но с того дня, когда родилась медицина, ее понимали все врачи. Они боролись за жизнь. Ох, как они боролись. За последние два века продолжительность жизни сильно выросла, как и качество этой жизни. Теперь нам становится неуютно, если человек умирает в юном библейском возрасте семидесяти лет. Но грядет время, когда технология опередит разум, когда мигание осциллографа будут путать с жизнью, и человечество перейдет к существованию.
Наблюдения, разговоры и некоторое количество размышлений привели меня к выводу, что поддерживают право на эвтаназию те врачи, которые ежедневно работают с пациентами. Чем ближе к тем высотам, где медицина сливается с политикой, тем меньше остается сторонников эвтаназии. Интересно, сколько бы врачей раскрыли карты, если бы за ними не следило злобное око Британской медицинской ассоциации. Любой, у кого есть друзья, знакомые или деловые партнеры среди врачей, а также любой, изучавший историю медицины, знает, что многие века доктора и сиделки считали своим долгом помогать безнадежным больным уходить с миром. Я помню метафоры, которые они использовали: «помочь сделать шаг», «указать путь», «подвести к двери», «отправить на небо». Но никогда – никогда – не «убить», потому что это не убийство, с их точки зрения. И они правы.
Мне не удалось найти никакой надежной информации о том, что разрешение эвтаназии оказывает разрушительное воздействие на общество. Разумеется, я не думаю и не жду, что любой врач общей практики будет этим заниматься, даже при наличии сокрушительного медицинского заключения.
Это их выбор. Выбор в этом вопросе важнее всего. Но кто-то из них – может, постарше, может, помудрее – поймет. Мне кажется, что врачи долгие века помогали нам жить дольше и лучше – к кому как не к ним приходить за мирной смертью среди родных, в собственной постели, без долгого сидения в зале ожидания бога.
И, наконец, останется вопрос бога. Кажется, в наше время он свелся к опасению – не пострадают ли невинные, если разрешить эвтаназию. Проблема этого аргумента в том, что он работает, только если вы верите в бога, а точнее в Иегову. Я не верю. Спиноза, Дарвин и Карл Саган задели в моем воображении такие точки, какие бог не заметил. Я – гуманист. Я верю, что мы – не падшие ангелы, а поднявшиеся обезьяны. Тем не менее я готов рассмотреть мнение англиканской церкви и несогласных. Идеи, которые затрагивают саму основу человечества, всегда нужно обсуждать. Идеи и предложения надо проверять. Я полагаю, что очень сложно возразить против согласованной добровольной эвтаназии, особенно если вам свойственно сострадание. Но мы должны помнить, что мы люди и что человечность драгоценна.
Качество жизни – разрекламированный бренд.
То, как вы живете, то, что вы получаете от жизни, то, что вы в нее вкладываете, то, что оставляете после себя. Мы должны прожить хорошую и насыщенную жизнь, а потом, в собственном доме, в окружении тех, кто нас любит, умереть достойной смертью.
В разъяснениях по вопросу эвтаназии появилось слово «сострадание»
Новые разъяснения генерального прокурора хороши. Главными должны быть люди, а не болезни
The Times, 26 февраля 2010 года
Сцена как будто взята прямиком из «Поменяться местами». Мы все ждем отчета, хотя, возможно, так говорит мое воспаленное воображение – я мало спал сегодня.
Мы смотрим на часы, ожидая, что Кейр Стармер, глава Королевской прокурорской службы, формально представит нам новые разъяснения касательно эвтаназии. И вдруг наступает одиннадцать часов, и мы все оказываемся на набережной Миллбанк, где шагу ступить невозможно, не наткнувшись на двух журналистов. Или трех, если вам повезет.
Для Дебби Перди и меня гонка продолжается. Мы бесконечно сталкиваемся в лифтах и коридорах. Как будто идет высокотехнологичный рабский аукцион. Одно телевизионное интервью переходит в другое, и в результате ты ничего не помнишь.
Мы говорим об эвтаназии. Я понимаю, что именно думаю, слушая, что же я говорю. Кажется, новые разъяснения настолько хороши, насколько это вообще возможно без внесения изменений в закон. Мне очень не понравились разъяснения, выпущенные в прошлом сентябре. Сплошная бюрократия и анкеты.
Но тут я замечаю слово «сострадание». Читая дальше, я понимаю, что эта весьма обтекаемая политика описывает в основном сердца и разум людей, а не практические препятствия. Я рискну поверить, что тот, кто из сострадания и любви помогает человеку, физически на это не способному, избавиться от невыносимой жизни, не должен бояться властей.
Тем не менее я полагаю, что трибунал, который предлагаю ввести не только я, должен появиться после изменения закона. Он будет проверять фактические обстоятельства дела задолго до эвтаназии. Кроме того, очень важно, чтобы ограниченная свобода, предусмотренная новым разъяснением, не использовалась для прикрытия злоупотреблений. Я верю, что ради безопасности всех участников все предполагаемые действия и их причины необходимо осторожно обсуждать на трибунале, который может дать совет, предупреждение или, если у него возникнут подозрения, отказать.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
