Мало того, теперь еще и это. Если Такер Кроу действительно в Гулнессе — да еще в его прежнем доме! — у Дункана достаточно оснований для скорби и без его нелепого обзора «Голой». Не будь он столь раздражен равнодушием Энни, они бы не расстались, встретились бы с Такером вместе. Помести он отрицательный отзыв, вроде того, что сочинила Энни, — Такер, может, написал бы ему. Как же все это несправедливо… Он прожил всю свою жизнь с оглядкой, осторожно, но в тот единственный раз, когда он скомкал свою осторожность и швырнул ее в окно, — вот что принес ему ветер! (Да плюс Джина — еще одна линия той же драмы. Образно выражаясь, Джина — его «Голая», по ночам даже и без кавычек, подчеркивая уместность метафоры. Он и тут поспешил.)
Чуть ли не всю свою сознательную жизнь он мечтал встретиться с Такером Кроу или хотя бы оказаться в одном с ним помещении. И вот ему такая возможность представилась. Но он отчаянно трусит. Такер прочитал обзор Энни, стало быть, мог и его обзор прочитать. И возненавидеть идиота-автора. Такер знает, кто я, думал Дункан, и ненавидит меня. Конечно, он не мог не разглядеть серьезного отношения автора обзора, его страстности, увлеченности. Ой ли? А вдруг ему и это противно? Тогда уж лучше, чтобы все оказалось дурацкой выдумкой ставшей вдруг зловредной Энни. Дункан снова вернулся в настоящее время и попытался рассуждать здраво.
Параллельно этим сомнениям, метаниям и ненависти к самому себе Дункан невольно продумывал хитрые вопросы, которыми можно проверить истинность этого нежданного явления или изобличить обманщика-бухгалтера. Но как доказать Такеру Кроу, что он не Такер Кроу? Ведь Такер-то себя знает лучше, чем даже Дункан Томсон. Если его спросить, скажем, кто играл на педальной стил-гитаре в «Кто ты?», он заявит, что это вовсе не «Сники» Пит Клейноу, как ошибочно написано на конверте, — и попробуй возрази. Такер знает наверняка. Нет, нужно что-то другое, что известно только им обоим и больше никому. И Дункан понял, что располагает этим «другим».
Энни чуть не ахнула, увидев Дункана, крадущегося — с видом гордым и независимым — вдоль кустарника зеленой изгороди ее дома, который еще недавно был и его домом. Наблюдая, как он спотыкается о собственные пятки, не решаясь подойти к двери, и пытается незаметно заглянуть в окна, то и дело озираясь по сторонам, Энни готова была захохотать в голос от иронии происходящего. Меньше двух часов назад она расстраивалась, что Дункан недостаточно тоскует по ней, чтобы караулить ее возле дома, — и вот он здесь и занимается именно этим. Но тут же она сообразила, что никакой иронии нет и в помине: Дункан шастает вокруг ее дома только потому, что здесь находится Такер Кроу. Снова она не в счет, как и раньше. Энни высунулась из двери:
— Дункан, не валяй дурака, заходи.
— Извини. Я только… — Он прищурился, соображая, что он «только», ничего не придумал, пожал плечами и шагнул к двери. Джексон сидел у кухонного стола и рисовал, Такер у плиты жарил бекон для позднего завтрака.
— Здравствуйте… еще раз, — запинаясь, произнес Дункан.
— Здрасьте, здрасьте, — тут же отозвался Такер.
— Существует некоторая вероятность, что я должен принести вам извинения.
— Отлично. И когда же вы будете знать наверняка?
— Это так неожиданно и сложно…
— Что тут сложного?
— Я начинаю думать, что у вас нет никакой причины называть себя Такером Кроу, если вы не Такер Кроу.
— Прекрасное начало.
— Но, полагаю, Энни вам объяснила… Я давний поклонник вашего творчества, но в течение нескольких лет полагал, что вы выглядите совершенно иначе.
— Это Факер, — отозвался Джексон, не отрываясь от рисования. — Факер наш сосед, Фермер Джон. Тот дядька сфотографировал его, а всем наврал, что это папа.
— Да-да. Теперь я понимаю, — кивнул Дункан. — Это вполне вероятно, и я вам верю.
— Спасибо, — сказал Такер. — Могу и паспорт показать.
Дункан удивленно вскинул брови:
— Хм… О документах я и не подумал.
— Жаль вас разочаровывать, но вы мыслили в неверном направлении. Вы живете в мире слухов, толков, чуть ли не заговоров, верите экзотическим фото. А мой мир проще, прозаичнее. Паспорта, родительские собрания, выплаты по страховкам. Мой мир банален, и в нем куча бумажек. Вот и бумажка в подтверждение.
Такер полез во внутренний карман висящего на спинке стула пиджака и вытащил паспорт.
— Прошу. — Он вручил паспорт Дункану. Тот пролистал документ.
— Да-а… Действительно, — с сомнением в голове протянул Дункан. — Кажется, все в порядке.
Энни и Такер захохотали. Дункан вздрогнул, но потом оправился и выдавил нерешительную улыбку:
— Извините. Наверное, это звучит слишком официозно.
— Хотите, паспорт Джексона покажу? Если вы думаете, что мой паспорт поддельный, то, сами посудите, какой смысл подделывать еще и паспорт для пацана, чтобы он носил ту же фамилию?
— Э-э… Энни, можно я воспользуюсь туалетом? — Не дожидаясь ответа, Дункан деревянной походкой двинулся из кухни.
— Он немного не в себе, ошеломлен, — вполголоса обратилась Энни к Такеру. — Ему нужно восстановить картину мира. Попытайся проявить к нему капельку теплоты, ведь это ключевой момент его жизни, можно сказать.
Дункан снова появился на кухне, и Такер обнял его за плечи.
— Все в порядке, все нормально, — успокоил он.
Энни рассмеялась, Дункан с некоторым запозданием к ней присоединился, но она заметила, что он зажмурился.
— Дункан! — почти выкрикнула она и, смягчив голос, как ни в чем не бывало добавила: — Садись-ка с нами завтракать.
Намазывая масло на тосты и распределяя яичницу по тарелкам, они почти непринужденно болтали друг с другом. Энни готова была расцеловать Такера. Тот видел, как нервничает Дункан, и задавал нейтральные вопросы — о городке, о его жителях, о колледже и преподавательской работе, — на которые Дункан мог ответить, не срываясь в истерику. Голос Дункана иной раз подрагивал, держался он чрезмерно чопорно, раза два без видимой причины хихикнул, но по большей части можно было представить, что проходит нормальная чинно-пристойная встреча родственников или добрых друзей, где все четыре участника чувствуют себя совершенно комфортно.
Энни считала, что Такер заслуживает похвалы и во многих иных отношениях. Ей пришло в голову, что все присутствующие в кухне, по разным причинам и с разной интенсивностью, обожают Такера. (Все, кроме него самого. Он-то — Энни это точно знала — относится к самому себе весьма скептически.) Любовь Джексона несколько истерическая, эгоистичная, однако в пределах нормы, насколько Энни могла судить по остаткам воспоминаний курса детской психологии. Дункан предан своему кумиру с мрачной одержимостью, а она… Можно, конечно, охарактеризовать это кратко: дурь, блажь. Возможно, зачатки чего-то более глубокого, всеобъемлющего. Или отчаянный порыв тонущей в омуте одиночества женщины — иначе говоря, сознание, что надо хоть с кем-то переспать, пока шансы не улетучились окончательно. Мысли эти копошились в голове у Энни; она уже жалела, что за последние сутки то и дело отчитывала Такера по поводу и без повода. Конечно, ему это не помешает — но только в том случае, если он останется в мире, в который наконец вылез из своего подполья. Она же ругала его как будто с подтекстом: хочешь жить со мной в Гулнессе — разберись со своей семьей. Так у нас здесь принято. Но если учесть, что он вовсе не собирается оставаться с ней, то какое ее дело? Все равно что уговаривать Спайдермена не скакать по небоскребам и поберечь здоровье. Она забыла учесть его собственные желания.
