— Эдмунд! — Она обернулась, и волосы закрыли ей лицо.
— Филиппа, держись. Я иду!
Вдруг из темноты вылетел мужчина на огромном коне и поскакал наперерез ее мчащейся в неистовом галопе лошади.
Потом появился еще один всадник, и Филиппа услышала крик Эдмунда:
— Отец! Отец! Скорее помоги Филиппе!
Она почувствовала, как кто-то выдернул у нее из рук поводья. Жеребец встал на дыбы, дико заржал, молотя в воздухе копытами, и до Филиппы донесся голос Дайнуолда:
— Но-но, спокойно.
Филиппа покачнулась, и на ее измученном лице появилась слабая улыбка. Платье на ней было разорвано и задрано до бедер.
— Лошадь обезумела от моего запаха, — сказала девушка, не сводя глаз со своего избавителя.
— Не говори глупости.
— Кровь… от запаха крови, — сказала она. — Запах человеческой крови приводит животных в ярость. — Она склонилась головой на шею коня… Но прежде чем Филиппа потеряла сознание, сильные руки Дайнуолда обхватили ее. Девушка глубоко вздохнула и лишилась чувств.
Жгучая боль вывела ее из забытья. Филиппа застонала и открыла глаза.
— Лежи смирно.
Она увидела склонившегося над ней Дайнуолда. Он мрачно разглядывал ее руку.
— Привет, — сказала Филиппа, — я рада тебя видеть. Мы знали, что ты где-нибудь поблизости.
— Лежи смирно и держи язык за зубами.
Но это невозможно: ей так много нужно ему сказать, так много объяснить!
— Я умру?
— Конечно, нет, глупая девчонка!
— С Эдмундом все в порядке?
— Да. А теперь замолчи, твоя болтовня действует мне на нервы.
— Я, кажется, потеряла сознание — это первый раз в жизни. Я испугалась, когда увидела тебя.
— Лежи спокойно. Почему у тебя такой хриплый голос?
Часовой пытался задушить меня, когда я стукнула его рукояткой ножа. К сожалению, у него оказалась слишком крепкая голова. Спасибо Эдмунду: он отвлек часового и ударил его лопатой. Мы вовремя удрали от них, потому что с минуты на минуту могли появиться остальные стражники. Ты знал, что мы в Крандалле? Ведь Силкен успел добраться до тебя?
— Да, но замолчи наконец.
— Я молила Бога, чтобы Силкен успел. Это была наша последняя надежда. Вальтер — дурак, он дал Силкену время оторваться от погони. Я знала, что он доберется до тебя, знала, что ты придешь!
— Да заткнешься ты когда-нибудь или нет?!
— Любовница Вальтера пыталась убить меня. Тебе не кажется это странным? Она кричала, что ей наплевать на богатства, которые я привезу Вальтеру, он все равно будет ее. Я с радостью уступила его этой женщине. Еще я хотела ей сказать, что у меня нет никакого богатства, ни единой монетки, но в этот момент вошел Вальтер, потому что я орала как сумасшедшая, и он увидел у меня на руке кровь, но подбежал к ней и обнял ее… Оказалось, ее зовут Бритта, и это ее платья он подарил мне. Я стукнула его табуреткой по голове, и он свалился, как мешок. Звук был потрясающий. Он придавил свою Бритту так, что она не могла пошевелиться. Я забрала у нее нож и ключи и заперла обоих в комнате.
— Филиппа, ты ослабеешь от потери крови и своей болтовни. Пожалуйста, успокойся.
— Знаешь, у нее просто громадная грудь, — сказала Филиппа и от внезапной боли в руке прикрыла глаза. — Вальтер дал мне ее платья, и они были слишком коротки и слишком широки в груди. У нее грудь гигантского размера.
Горкел и Круки были такие смешные… — В этот момент Дайнуолд глубоко вдохнул и вылил ей на рану вино. Филиппа вздрогнула, вскрикнула и снова потеряла сознание.
Дайнуолд мгновение стоял не шевелясь, затем прижал ладонь к ее груди. Сердце билось несильно, но ровно.
— Она опять без чувств, — сказал он стоящему рядом Нортберту, — но рана теперь чистая, и если нож не был отравлен, то все обойдется.
Нортберт кивнул.
— Эдмунд слишком возбужден и мелет языком без остановки. Горкел велел ему ложиться спать, но у него рот не закрывается, — сказал он.
— И с ней то же самое.
— Мальчик говорит, что не пойдет спать до тех пор, пока не убедится, что с хозяйкой все в порядке, — тихим хриплым голосом произнес Горкел.
Дайнуолд удивленно вскинул на него глаза:
Что? О черт! Теперь все здесь пойдет вверх дном! Я оставил их вдвоем всего на неделю — и нате вам! Ладно, приведи сюда Эдмунда, пусть посмотрит на нее.
Горкел и Круки обменялись понимающими взглядами, а Нортберт только пожал плечами.
Эдмунд опустился возле Филиппы на колени и, разглядывая ее лицо, тихо сказал:
— Она очень рассердилась, когда увидела у меня на ноге цепь. Она стала вся красная, а руки затряслись. Филиппа ведь поправится, правда?
— Она слишком сильна, чтобы из-за такой ссадины сыграть в ящик, — сказал Дайнуолд. — Тебе нужно поспать, Эдмунд, на рассвете мы выезжаем.
— А ты не боишься, что Вальтер ночью нападет на нас?
Дайнуолд ухмыльнулся:
— В такой темноте он нас ни за что не найдет. На небе ни одной звездочки.
Через несколько часов Филиппа проснулась. Рука все еще болела, но не так сильно, как раньше. Стояла глубокая ночь. В своей маленькой комнате в Крандалле Филиппа привыкла к темноте, но сейчас она была другой: теплый ветерок ласкал лицо и щекотал ноздри, тихо шелестела листва на деревьях… Услышав рядом размеренное мужское дыхание, Филиппа открыла глаза и увидела Дайнуолда. Он держал в ладони ее руку и слегка посапывал.
— Мы с Эдмундом сбежали, — сказала она и улыбнулась. — Разве ты не рад?
Рука Дайнуолда крепче сжала ее запястье. Ему снился сон, в котором обнаженная Филиппа послушно лежала в его объятиях. Ее ладонь осторожно скользила по его животу, медленно приближаясь к напрягшемуся предмету его мужской гордости. Она стонала, когда он целовал ее, а ее пальцы все ласкали и ласкали его…
— Разве ты не рад?
Он открыл глаза и вздрогнул, не сразу сообразив, где находится. Потом увидел Филиппу: не обнаженную, как только что во сне, но лежащую на спине рядом с ним, укрытую до пояса одеялом. Она говорила о радости, но совсем не той, какую он испытывал во сне. Филиппа действительно была рядом, и он сгорал от желания. Грезы смешались с реальностью, и ему не хотелось разбираться, что явь, а что сон — беспроглядная ночь или девушка, лежащая рядом с ним под пологом кедров.
— Филиппа… — тихо произнес он и повернулся на бок, слегка прижавшись к ее телу.
— Я так рада видеть тебя, Дайнуолд, — прошептала она и погладила его по волосам, потом провела рукой по щеке, коснулась губ. Он лизнул ее пальцы, и Филиппа вздрогнула. — Дайнуолд, — снова прошептала она и, чуть приоткрыв рот, посмотрела на него так, словно он был единственный мужчина на свете. Она была так близко, что Дайнуолд ощущал ее дыхание. Не в силах выносить томительной муки, он наклонил голову и поцеловал ее, сначала осторожно, потом крепче, потому что во сне он делал именно так, и ей это нравилось. Теперь сон стал реальностью. Дайнуолд не соображал, что делает. Он хотел ее, хотел сильнее, чем раньше.
