Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
— Потому что вы, вероятно, увидели старика в этом доме, так? А ты видишь, Коко?
— Нет, — ответил я, озираясь и делая вид, будто кого-то ищу. — Баста, например, еще совсем молодой.
— Гав!
Два хлюпика что-то бормотали заикаясь. Они не решались больше ничего сказать. Дед показался мне великаном, его фигура выросла почти до потолка. Он грохнул кулаком по столу, тот зашатался. Каталоги взмыли в воздух.
— Черт побери, покажите-ка мне старика в этой комнате? Он тут есть или его нет? Я задал вам простой вопрос! Даже такие примитивные существа, как вы, наверняка способны его понять. И даже ответить на него, если у вас есть инстинкт самосохранения.
Взмахнув рукой, он задел каталоги, которые разлетелись, ударившись о стену.
— Нет, стариков мы здесь не видим. Мы ошиблись адресом. Тут нет никаких стариков. Не то чтобы нам у вас не нравилось, но все же мы вынуждены вас покинуть…
Мы услышали, как их машина резко рванула с места.
— Говнюки! — крикнул дед. — Они добьют меня раньше срока, эти вестники беды. Пойдем, Коко, мне нужно снять стресс.
Я знал, что ему сейчас нужно. Мы заняли позицию друг против друга.
— Давай, Коко! Бокс, бокс! Вперед, заставь меня шевелить лапами!
Наполеон был таким сухощавым, таким худым, что в профиль был почти невидим. А спереди, наоборот, он казался прочной скалой.
— Защита! Держи защиту и смотри на мои ноги.
Кулаки, прикрывающие лицо, чуть наклоненное вперед туловище — он выглядел настоящим боксером, каким когда-то и был. В этой стойке он казался неуязвимым, готовым сразиться с любым соперником.
Он боролся за титул чемпиона мира в полутяжелом весе в 1952 году, но проиграл по очкам с незначительной разницей. Проиграл Рокки. Я знал этот бой наизусть, этот его последний бой, о котором писали все тогдашние газеты, этот бой, увенчавший его карьеру и одновременно поставивший на ней крест. Потому что сразу после поражения он повесил перчатки на гвоздь. Я никогда не находил в себе смелости расспросить его об этом загадочном поединке, но в тот день, сам не знаю почему, задал вопрос:
— Что-то помешало тебе победить в том бою? Ты знаешь что именно?
Сосредоточенно насыпая корм собаке, он сделал вид, будто не расслышал, и некоторое время мы оба молчали. Потом он сухо ответил:
— Ничего. Ничего мне не мешало. Кроме судьи, которого нельзя подкупить.
Он вытер руки маленькой белой тряпкой, и я понял, что означает этот жест: больше никаких вопросов.
— И особенно не надо верить тому, о чем болтают газеты, — продолжал он, словно прочитав мои мысли. — Одни глупости! Сплошное вранье!
Он замолчал и несколько секунд наблюдал, как Баста, уткнувшись носом в миску, шумно наслаждается едой.
— Сколько же в него влезает! Уму непостижимо, да?
Он поднял на меня светлые мечтательные глаза. Мне почудилось, что прошла целая вечность. Свеча на столе почти догорела, и он ее задул.
— Почему ты тогда все бросил? Вот чего я не понимаю. Почему не захотел сразу же взять реванш?
— Иди посмотри!
Мы отправились в туалет. Там был настоящий храм бокса, нетронутый кусок прошлого.
Свидетельство, выданное судьей, вставленное в рамочку, заняло место на стене чуть в стороне от фотографий боксерских поединков. Наполеон в белых атласных трусах словно парил в воздухе, пружиня на легких мускулистых ногах. Сжав челюсти, он сыпал апперкотами, прямыми ударами или, приняв защитную стойку, отбивал хук противника. Непобедимый — ни одного нокаута.
— Прислушайся, Коко…
Я изо всех сил напряг слух.
— Слышишь, как ревет толпа? Слышишь крики? И удары кулаков, да?
Я слышал только негромкое бульканье воды, бегущей по сточной трубе, но все равно кивнул.
Наполеон в упоении рассматривал на снимках свое лицо.
— Я ни капельки не изменился. Да, Коко, время меня пощадило.
— Да, дед, ты совершенно не изменился. И вообще никогда не изменишься. Ты ведь правда не изменишься, да?
— Ни за что. Обещаю.
Наполеон замер у фотографии Рокки. Он прищурился и передернул плечами.
Квадратное лицо, сжатые губы, крепко сомкнутые челюсти. Плечи, блестящие от пота. Кулаки в защитной позиции у самых щек. Рокки. Великий Рокки, его последний соперник.
Наполеон вздохнул:
— Взять реванш? Этот разбойник Рокки обвел меня вокруг пальца. Он вскоре умер. От какой-то дурацкой хвори, не помню точно какой. Представляю себе, как он надо мной потешается. Надул меня, подлец!
Наполеон счел, что на сегодня мы достаточно потрудились и теперь ему нужно позвонить.
— Недотыке, — пояснил он.
Глава 6
Нетодыка — это мой отец.
Долгое время я не понимал, что может означать это загадочное слово. Я думал, что это, наверное, какое-то ласковое прозвище любимого сына. Но с тех пор, как я повзрослел достаточно, чтобы оценить его тонкие нюансы, мне всякий раз делалось не по себе, когда дед его произносил. Меня коробило от язвительности этого слова, и я чувствовал себя обиженным заодно с отцом.
— Алло, это ты? Мы с твоим сыном едем в боулинг, — сообщил он, подмигнув мне. — Когда вернемся? Откуда я знаю. Что ты спрашиваешь? Ты разве не в курсе, что у меня никогда не было часов? Те, что ты мне подарил? Я их посеял. Или продал, не помню точно. Ты же знаешь, боулинг — дело такое: когда начинается, это понятно, а вот дальше — как пойдет. Ну да, откуда же тебе знать. Уроки? Да, сделали. — Дед прикрыл трубку рукой и шепнул мне: — Какой зануда! Собирайся, сейчас поедем. — И продолжал: — К контрольной по грамматике? Конечно. Про диктант тоже помним, еще бы. Все в лучшем виде.
Тем временем я достал шар и наши ботинки для боулинга. Наполеон повесил трубку и произнес:
— Видишь, Коко, пришлось соврать недотыке. Только об уроках и думает. К счастью, ты на него не похож.
Сердце у меня сжалось. Мы не всегда похожи на тех, кем восхищаемся.
Наполеон натянул черную кожаную куртку, и мы вышли из дому, оставив ключи под ковриком. Он распахнул передо мной дверцу машины:
— Прошу вас, месье, садитесь.
У деда был свой собственный шар, черный, блестящий, очень тяжелый, с надписью по-английски Born to win — “Рожденный побеждать”. Те же слова были вышиты белым на его боксерских перчатках. Он находил, что в этом есть шик и элегантность.
Он пристрастился к боулингу от скуки, после того как бросил бокс, и вскоре стал блистать на дорожке, как прежде на ринге.
— Точность, гибкость, изящество — таковы три заповеди боулинга, — говорил он. — То же самое относится и к игре в шарики!
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
