— Прошу, — указал он на места рядом с собой.
Только расселись у огня, как тут же поспешили прислужники, поставив перед гостями низкие на коротких ножках деревянные столики. И всё же, хоть и шатёр большой, но было тесно, и Арьян, усевшись, чувствовал себя медведем в берлоге, неповоротливым сделался. Данимир, напротив, как дикий кот, скользнул на пол, скрещивая ноги. Вихсар с ухмылкой плавно опустился напротив братьев. Теперь вид его был более мягок, или это казалось от игры света, что окутывал тягуче каждый предмет и посуду диковинную, вытянутую, из серебра и бронзы, и ткани.
— Наслышаны мы, что Бавсар недужит, — проговорил Арьян, сцепив руки в замок.
Взгляд Вихсара будто опрокинулся внутрь себя, он опустил взор, взял наполненную слугой чашу.
— Слухи не врут, — он приподнял посудину, призывая гостей выпить с ним.
Арьян от того оказываться не стал, дабы не быть непочтительным, принял налитую до краёв бордовой, как кровь, жидкостью чарку, поднёс к лицу, вдохнув сладковато-кислый запах, узнал вино из черноплодной рябины. Данимир последовал его примеру.
— Что ж, множество лет пусть даруют боги Бивсару, — сказал Арьян, уж как бы ни кривилась от вынужденной лести душа, отпил, вино тут же обволокло горло, согрело. Княжич взял сушёных абрикосов, положил в рот.
Повисло молчание.
— А я слышал, что князь Вяжеслав отходит от своего стола княжьего и передаёт его в руки старшего сына.
Арьян переглянулся Данимиром. И в самом деле, именно так, и не потому, что пришло время, а потому, что после ухода княгини отец всё больше отрекался от дел да в храм зачастил — изъела его тоска. Прислужники принесли курильни, поставили поле гостей одну, а другую — подле вождя.
Затянувшись через трубку дымом, Вихсар подал знак слугам. Один из них тут же оказался рядом, склоняясь к хозяину, вождь тихо что-то велел, тот послушно закивал и быстро удалился. Вихсар, затянувшись из трубки, пустил густые клубы дыма, сощурив глаза, которые мгновенно стали водянистые и блуждающие. Сколько бы Арьян ни пробовал мокрого табака, а всё не нравилось ему — дым, от которого дуреет голова, а тело становится вялым и размягчённым, как у старика. Всё же втянул его глубоко в грудь, в голову тут же ударила кровь, прошибая ум, поплыли лениво мысли.
— За мирную встречу мы с братом благодарны тебе, — начал Арьян, переходя к делу. — Но знаешь же, что с твоими отцами наши отцы воевали.
— Знаю, княжич, что приехал ты не для того, чтобы вести душевные разговоры. Но и на земли твои я не ступаю, зря вы затревожились, — сузил до щёлок глаза Вихсар.
В них блеснула насмешка, или мерещится уже от доли дурманного дыма, но кулаки Арьян сжал.
— Пребывай здесь сколько пожелаешь, главное, чтобы народ не трогал и вреда ему не чинил, глядишь, может, и забудется старая вражда.
Вихсар, отняв трубку от рта, усмехнулся в чёрные усы.
— Нет, княжич, не забудется никогда пролитая кровь в землю, которую мы, благодаря тому, топчем до сих пор.
Напряжение повисло, и прервал его Данимир, который то ли нарочно поперхнулся, то ли затянул много дума в себя.
— Но я не против попробовать изменить традицию, княжич Арьян. Мы должны быть мудрее своих предков, — откинулся он на подушки вальяжно.
С улицы внезапно послышался сначала тихое, а потом и ритмичное постукивание в нагару, затем послышалось биение другого, полился непрерывный звук, что проникал вместе с дымом и сладким вином в кровь, в самое нутро. Вихсар улыбнулся.
— Ныне вы мои гости, пейте, отдыхайте вместе со мной, несмотря ни на что я рад, что вы здесь.
Следом после его слов откинулась пола навеса и в задымлённый шатёр вплыла женская фигурка, а за ней и ещё одна. За ними вошли и играющие в нагары мужчины, размещаясь у входа. Вихсар довольно оскалился, наблюдая, как девушки ступили босыми ногами по цветастому ковру. Краем глаза Арьян проследил за Данимиром, тот, отложив трубку, вперился ошалелым взором в наложниц — он-то такого ещё не видел. Не знал, насколько те могут быть изящны и вместе с тем ядовиты. Арьян то познать успел, в отличие от брата, который пожирал полуголых, в украшениях, валганок, на бёдра коих лишь были накинуты полупрозрачные воздушные ткани, что струились к полу, легко вспархивая при малейшем движении. Впрочем, танец их завораживал, беря во власть мужские взгляды, разжигая похоть, пробуждая не самые скромные желания. На то, как плавно и грациозно перетекают формы женского тела, словно вода или горячий воск в руках, можно было смотреть бесконечно. Слишком скорого в штанах стало тесно. Извиваясь под удары ладоней о натянутую кожу нагаров, валганки продолжали свой танец, тёмные волосы скользили по спинам, по груди, украшенные серебристой паутиной драгоценностей, вздымались и опадали пышные белые груди, стиснутые вышитыми золотистой нитью чашечками. Одна из них, неподвижно смотря на Арьяна, подступила, опустившись на колени перед гостем. Обдало пряным и сладковато-тягучим ароматом цветов. Дрогнули в янтарных глазах девушки огни, томно заблестели под заволакивающими тенями ресниц, будоражили, беря в плен. Проведя узкой ладонью по своей упругой груди и плоскому, мягкому животу, девица подхватила чашу с остатками вина, пролила себе на шею и, снова прильнув к мужчине, окутав водопад смоляных волос, вынудила собрать оставшиеся капельки с кожи губами. Вихсар со спокойной заинтересованностью наблюдал за действиями наложницы, в то время как другая обхаживала совсем потерявшего ум младшего княжича. Рука валганки в то время слегка коснулись его щеки, мягкие маленькие губы оставили влажную дорожку на шее, вгоняя Арьяна в душную тесноту, туго и быстро забухала вместе с ударами музыки кровь в висках, он и не сумел ничего осознать, как почувствовал, что ладонь девки скользнула под полу кафтана, опускаясь на отверделые чресла. Арьян мгновенно перехватил её руку за запястье и тут же выпустил, ощущая, как напрягся вождь.
Девица поняла, что продолжать не стоит, отстранилась, остро оцарапав его тёмным, полным желания и какой-то обиды взглядом. Она поднялась и прошла к Вихсару, покачивая бёдрами, встряхнув длинными шёлковыми волосами, перекинула длинную ногу через мужчину, опустилась на колени вождя, обхватив его тонкими руками за шею, вынуждая своего гонителя пожалеть. Тот, в свою очередь, смял её мягкие голые ягодицы, чуть раздвинув, усаживая её на свои чресла плотнее, наложница томно и призывно выгнулась тетивой в его стальных руках, откидывая голову, подставляя полные груди губам хозяина. Вихсар рвану тесьму на плече, оголяя грудь с тёмным и напрягшимся соском наложницы, сочно вобрал в себя твёрдую горошину. Издав стон, девушка пронизала пальцами его волосы. И стало совсем горячо от поднявшегося ураганом желания, от чего в груди Арьяна и вовсе исчезло дыхание, а ткань штанов совсем натянулась, вздулись от напряжения вены на руках. Арьян глянул на брата. Кадык Данимира судорожно ходил, княжич сглотнул, наблюдая за страстными ласками. Эту встречу он запомнит на всю жизнь.
Вихсар собрал её волосы в жилистые кулаки, склонил девицу к себе, шепнул что-то на ухо, та, изогнув чувственные губы в скользящей улыбке, явно пряча какой-то замысел, коротко глянула на Данимира и снова спрятала горящий блуждающий огонь в тенях ресниц. Поднялась вдруг и так же плавно, как ладья на волнах, скользнула к младшему княжичу, от неё веяло сшибающий разум привлекательностью, плавные движения тела вызывали только влечение густое, вязкое, наполняющее голову туманом, как от сладкого табака. Арьян проследил, как под воздушными юбками мелькают босые ступни. На щиколотке одной ноги мерцало в свете очага украшение. Другая девица отползла, не мешая, принялась наливать в чаши ещё вина. Затихшая было музыка вновь взволновала воздух и кровь. Арьяну только и осталось наблюдать, как потерявший от такой красоты ум Данимир заворожённо и голодно смотрел на колыхающуюся от шага обнажённую грудь наложницы. Девушка опустилась на колени Данимира, огладив его плечи, пронизала тонкими пальцами волосы и, сверкнув взглядом — что ножом уколола — на Арьяна, впилась в губы Данимира, сжав его бёдра крепкими мускулистыми ногами, принялась ловко распахивать его одежду, запуская руки под рубаху, развязывая тесьму портов, высвобождая восставшую в готовности плоть. Чуть приподнялась, обхватывая лицо Данимира в ладони, чувственно целуя в губы, сказала сладким голосом:
