Или сквозь оптический прицел снайперской винтовки.
Калеб глубоко вздохнул и двинулся вниз по склону холма, мимо мотеля «Морской пейзаж» и супермаркета Уитли. Дом Барлоу превратился ныне в картинную галерею, коттедж старого Томпсона переоборудовали в туристический центр, но узкие улочки и крошечные садики остались прежними. Они ничуть не изменились за прошедшие пятнадцать лет. И не изменятся через пятьдесят.
Это то, что нужно, сказал он себе. Чувство общности, сопричастности с земляками, глоток стабильности и предсказуемости. Здесь он мог вновь возродить из кусочков нормальную жизнь вокруг себя, чтобы и самому снова стать единым целым.
Но сегодня скромные, уютные, квадратные домики и тихая гавань казались Калебу какими-то ненастоящими, словно нарисованными на глянцевой открытке, какие продаются в сувенирной лавке. В груди у него засело и нарастало чувство неудовлетворенности, тяжелое и смертельно опасное, подобно неразорвавшейся пуле. На мгновение у него перехватило дыхание.
Калеб заставил себя двигаться по неровному тротуару, нервно шаря взглядом по садам и переулкам между домами. Он как будто ждал, что вот-вот из-за магазина подарков с оригинальным названием «Маяк» выскочат инсургенты и откроют пальбу.
Он неторопливо шел дальше. Положительное копинг-поведение,[4]вот над чем он должен работать, как заявил психоаналитик. Физические нагрузки. Работа. И мысли только о хорошем.
А еще секс.
И тут Калеб снова вспомнил девушку-женщину на пляже, ее большие, темные глаза, ее пухлые, соблазнительные губы. И ее грудь.
Интимные взаимоотношения способствуют релаксации, а также оказывают практическую и эмоциональную поддержку, как говорил армейский врач.
Ладно, положим, поиски иностранной туристки, неровно дышащей к полицейской форме, — не совсем то, что имел в виду психоаналитик, но с чего-то же надо начинать? По крайней мере, когда Калеб был с ней, он не вспоминал Мосул. Проклятье, да спроси его кто-нибудь тогда, он и имя-то свое не сразу вспомнил бы! И на мгновение, глядя в ее бездонные глаза, он действительно ощутил… не только желание.
Родство душ.
Ярко освещенные окна и красный навес над входом в ресторанчик Антонио — «Пицца! Пирожные! Оплата в рассрочку!» — бросали призывные отблески на тротуар. Калеб толкнул входную дверь, и внутри заливисто брякнул колокольчик.
Реджина Бароне трудилась за прилавком. На ней был широкий белый фартук, лицо сохраняло нахмуренное и строгое выражение, а темные, гладко зачесанные назад волосы открывали высокий лоб и тонкие черты.
Она подняла голову на звук колокольчика, и лицо ее просветлело.
— Привет, Кэл.
Он улыбнулся в ответ.
— Привет, Реджи.
Они были знакомы целую вечность. Калеб помнил ее худенькой, несносной, крайне амбициозной девчонкой, отчаянно стремящейся вырваться с острова и из-под назойливой опеки мамаши. Он слышал краем уха, что она получила работу помощника шеф-повара в каком-то фешенебельном ресторанчике не то в Нью-Йорке, не то в Бостоне. Она обзавелась татуировкой на запястье, а на шее носила маленькое золотое распятие на цепочке.
Но сейчас она снова была здесь, в Конце Света, и работала в семейном ресторанчике. Они оба вернулись домой.
Почему, интересно, ему не хотелось заняться сексом с ней?
В углу, в красной виниловой кабинке, склонился над столом восьмилетний сын Реджины, Ник, и что-то старательно писал в тетрадке.
— Как продвигается домашнее задание? — окликнул его Калеб.
Ник только молча пожал плечами в ответ. Он был симпатичным мальчуганом, с тонкими чертами лица и хрупким телосложением, унаследованным от матери, и выразительными итальянскими глазами.
— Дроби, — пояснила Реджина. — Он их ненавидит.
Выпятив подбородок, Ник возмущенно заявил:
— Не понимаю, почему я должен их учить, вот и все. Тем более что я собираюсь помогать Нонне в ресторане.
Реджина строго поджала губы.
— Ты обязательно должен выучить дроби, — пришел ей на помощь Калеб. — Иначе как ты сможешь приготовить пиццу, наполовину заправленную грибами, а наполовину — острой копченой колбасой, пепперони?
Реджина метнула на него благодарный взгляд.
— Совершенно верно, — сказала она Нику. — Раз ты работаешь на кухне, тебе определенно необходимо знать дроби. Полчашки. Три четверти чайной ложки.
— Еще бы… — уныло пробормотал Ник и снова склонился над домашним заданием.
Реджина улыбнулась Калебу.
— И чем же я могу тебе помочь?
В ее словах и тоне сквозило приглашение, едва уловимое, но оттого не менее явственное и безошибочное. Реджина была хорошей женщиной, у нее имелся славный сынишка и достаточно жизненного опыта, чтобы разделить тяжесть его ноши. Он попытался обнаружить в себе хотя бы отголосок чего-нибудь, какую-то искорку, притяжение… и не ощутил ничего.
— Чем ты угощаешь сегодня вечером? — поинтересовался он.
— Помимо пиццы? — Пожав плечами, Реджина вытерла руки о фартук и кивнула на холодильный шкаф. — Пирог из лобстера, суп из моллюсков, цыпленок под лимонным соусом с чесноком, салат из креветок и тортеллини.
— Отлично, — заметил Калеб. — Твоя мать знает о том, что ты поставляешь продукты в яхт-клуб?
В глазах Реджины мелькнула настороженность.
— Мы говорили с ней об этом. Так что ты будешь заказывать?
Здесь что-то нечисто, подумал Калеб. Но до тех пор, пока члены семьи Бароне не начнут гоняться друг за другом с кухонными ножами, его это не касается.
— Как насчет двух кусочков пирога с лобстером и… да, пожалуй, двойной салат?
— Сейчас принесу.
— Я почти закончил, — во всеуслышание объявил Ник.
Калеб бросил взгляд в сторону кабинки.
— С чем тебя и поздравляю.
— А когда я закончу, вы покажете мне свой револьвер?
— Доминик Бароне…
— Все нормально, Реджи. Я не могу показать тебе свой револьвер, — объяснил Калеб Нику. — Офицеру полиции не разрешается вытаскивать револьвер из кобуры в общественном месте, если только он не намеревается им воспользоваться. Но я могу дать тебе подержать наручники.
Глаза Ника стали круглыми от восторга.
— Правда, дадите? Это круто!
Калеб продемонстрировал ему свое орудие производства и с изумлением увидел, как мальчуган приковал себя к ножке стола.
