Когда она въехала на круговую подъездную дорожку, до нее дошло, что она никогда больше не почувствует себя здесь дома, это просто место, где она живет. Это был Дом, который построил Джек, думала она, слыша в голове отзвуки старой детской песенки. И она была женой, которая жила в Доме, который построил Джек. И была любовница, которая соблазнила мужа и которая наплевала на жену, которая жила в Доме, который построил Джек.
Дом располагался среди таких же домов в превосходном месте у озера. Деревья, которые окружали переулок, разделялись на подъездные дорожки, почтовые ящики, в тон домам, и вход в каждый дом находился на подходящем расстоянии от тротуара. Весь район был спланирован дизайнером, который работал на «Дэйли констракшнз».
Она въехала в просторный гараж, едва не задев рабочий автомобиль Джека — обыкновенный «форд»-пикап F-350 — и заторопилась внутрь. Затем она застыла на месте. Что теперь? Она чувствовала себя странно, как будто пережила тяжелую травму, словно стала жертвой жестокого изнасилования.
Она посмотрела на настенный телефон на кухне. Автоответчик мигал. Может быть, ей стоит позвонить… кому? Ее мать умерла много лет назад. Ее друзья… она позволила себе сосредоточиться на доме, и ее чикагские друзья были больше друзьями Джека, чем Сары.
Что бы сделала Ширил? — подумала она, отделяя эту мысль от паники, которая заполняла ее душу. Ширил была умна. Она была толковой. Ширил бы напомнила Саре, что надо сфокусироваться на практических делах, например на том факте, что у нее отдельный банковский счет. Это было то, что они сделали во время болезни Джека, чтобы у нее был доступ к деньгам, если случится немыслимое.
Итак, немыслимое случилось. Но не то, однако, чего она боялась.
Ее желудок сжался в спазме — чувство, которое она обычно приветствовала после процедуры, поскольку это означало, что биология работает. Сейчас дискомфорт означал что-то совершенно другое.
Зазвонил телефон. Увидев номер Джека, она переключила его на автоответчик.
Она посидела немного посреди темного дома, ее промокшее пальто и ботинки все еще были на ней. Это была такая странная головоломка. Мужья изменяли женам во все времена: сколько раз она наблюдала в дневное время по телевидению заплаканных преданных мужьями женщин, ищущих утешения в национальных ток-шоу. Проблема так же знакома каждому, как цепочка на шее. Однако этот предмет всегда проходил мимо Сары, как плохая погода в другой части страны. Она могла осознавать ее, представлять, на что это похоже. Она думала, что понимает.
То, что никогда не объяснялось в ток-шоу, — то, что никто и никогда не объяснял, — что конкретно ты предполагаешь делать в тот самый момент, когда ты сделал это великое открытие. Вероятно, ей не стоило оставлять им пиццу.
Она была знакома со стадиями горя: шок, отрицание, гнев, соглашение… Она отлично изучила их, когда потеряла мать и когда ее мужу поставили диагноз: рак. Но это было другое. Во всяком случае, она знала, что должна чувствовать это. Это было ужасно, но, в конце концов, она это знала. Теперь она видела, как мир перевернулся вверх ногами. Предполагалось, что она должна перейти от шока к фазе отрицания, но это не работало. Все было чересчур реально.
Позже вечером она сидела, перебирая возможные варианты — напиться, закатить истерику, отомстить, но ни что не казалось ей правильным. В конце концов утомление взяло верх, и она отправилась в постель. Она лежала неподвижно, ожидая, что слезы хлынут у нее из глаз. Вместо этого она сухими глазами следила за тенями на стене и неожиданно уснула.
Сара очнулась от глубокого сна, услышав звук льющейся воды. Она повернулась на кровати и увидела, что половина Джека нетронута. Он вернулся домой, но не в ее постель. События предыдущего дня навалились на нее и уничтожили всякую возможность уснуть снова.
В прошлом году она отправлялась в постель одна практически каждую ночь, потому что Джек работал допоздна. Сколько браков было принесено в жертву, разрушено и сожжено на алтаре «поздней работы»?
«Я идиотка», — думала она. Она поднялась и почистила зубы, закутавшись в халат. На полочке в ванной стояла бутылочка витаминов для беременных, которые она принимала. Обычно наутро после искусственного оплодотворения она весело глотала пилюли, полная надежд и возможностей. Она спросила себя, когда стала считать, что искусственное осеменение — это нормально.
Теперь Сара смотрела на бутылочку в тупом ужасе.
— Мне лучше не быть беременной, — прошептала она.
Вот так мечта о том, чтобы иметь ребенка, растаяла, словно подснежник в кастрюльке. Ш-ш-ш.
Хорошая новость состоит в том, подумала она, проводя пальцами по волосам, что им не удалось завести ребенка за все те многие разы, когда она была в «Решении проблем деторождения», так что опасность, что она сейчас беременна, невелика. Слабое утешение, но все равно утешение.
Она позвонила в клинику и оставила сообщение на автоответчике, что сегодня не придет на вторую часть процедуры. Она решительно взяла бутылочку и высыпала витамины в унитаз. Затем, словно повинуясь внезапному порыву, подняла бутылочку вверх, потрясла ее и, заметив, что несколько таблеток осталось, медленно завернула крышечку. Вероятно, стоит оставить немного. Просто на всякий случай.
Сара сунула ноги в шлепанцы и последовала на звук льющейся воды в гостевой комнате. Джек пришел домой поздно. Она чувствовала, как он смотрит на нее, но лежала неподвижно, притворяясь спящей, уверенная в том, что он знает, что она притворяется. Им было что обсудить, но она не хотела заниматься этим в два часа ночи. Теперь, при свете дня она чувствовала себя… чувствовала, что не стала сильнее. Но шок и отрицание ушли, оставив место холодной ярости, какую она никогда не испытывала раньше, и это пугало ее.
Она остановилась на пороге, чтобы обнаружить Джека чисто выбритым, с полотенцем обмотанным вокруг худощавых бедер. В нормальных обстоятельствах она сочла бы его сексуальным. Она даже могла бы испытать на нем некоторые соблазнительные движения, но эти движения долгое время не приносили ей никаких результатов. Не то чтобы она начала понимать настоящую причину недостатка его желания, она видела его новыми глазами. И теперь он вовсе не казался ей сексуальным.
— Итак, — сказала она. — Кто начнет? — И когда он ничего не ответил, спросила: — Как долго это продолжается? Сколько раз в неделю? — У нее было еще дюжина вопросов, но Сара осознавала, что главный вопрос — это она сама. Почему она не видела и не знала?
Он опустил голову. Стыдно, подумала она. Это многое обещает. Но если она была честна сама с собой, ей следовало признать, что она не хочет, чтобы он унижался и умолял ее о прощении. Она хотела… она сама была не уверена в том, что она хочет.
Но когда Сара подняла глаза, она не увидела в его глазах униженности, нет, только враждебность. Ну хорошо, значит, ему не стыдно.
— Просто секс, — сказал он и двинулся в ванную.
Он появился оттуда мгновение спустя, одетый в белый махровый халат, который они держали для гостей. Его руки высовывались из слишком коротких рукавов, моги оставались голыми.
