Он заметил, как лица офицеров побелели. Понять их можно, вряд ли те опасались за свою жизнь, или даже боялись потери крепости, сколько тревожились за жизнь царевича. Попади тот к Карлу, государь начнет рубить головы. Тут уж лучше всего в бою погибнуть.
– Царевич? – первым проговорил Головкин.
– Царевич по моему приказу покинул крепость и сейчас с отрядом движется в Санкт-Петербург, – ответил комендант, – подальше от шведов, поближе к помощи. Вы господа, наверное, в курсе, какую резню учинили шведские войска в битве при Фрауштадте? – поинтересовался Андрей, и, увидев, что не все собравшиеся здесь офицеры в курсе молвил, – после победы шведская армия брала в плен всех, кто не был убит или не успел бежать, – тут Золотарев взял паузу, словно не был он комендантом крепости, а являлся всего лишь артистом, выступавшим на подмостках, – Большого театра, и произнес, – Всех, кроме русских!
Андрей открыл ящик стола и вытащил бумагу.
– Вот что написал мне государь, – молвил он, показывая лист. – Зачитаю. Россияне також много побиты, а которые из солдат взяты были в полон, и с теми неприятель зело немилостиво поступил, по выданному об них прежде королевскому указу, – Андрей вздохнул, читалось тяжело, но читать нужно было, – дабы им пардона не давать, и ругательски положа человека по два и по три один на другого кололи их копьями и багинетами.
Золотарев замолчал, оглядел присутствующих офицеров. Те сидели бледными, а у самого старшего по возрасту из них на щеке были слезы.
– Теперь вы понимаете, что нам грозит, – проговорил комендант, – если мы сдадим крепость.
За окном громыхнул гром. Затем сверкнула молния. Вбежавший в кабинет адъютант кинулся к окну, и попытался закрыть его. Там на улице начался ливень.
– Надеюсь, – молвил полковник фон Фихтенгейм, – дождь замедлит продвижение шведов к крепости, и мы сможем подготовиться.
– Но, этот дождь также замедлит подход войск из Санкт-Петербурга, – парировал Иоганн Барнер.
Андрей взглянул на присутствующих и сказал:
– Будем надеяться, что Голицын сообразит, что лучше всего выступить сюда по Балтийскому морю.
– Будем надеяться господи комендант, будем надеяться, – сказал граф Головкин.
IV
Постепенно жар начал спадать и в голубом небе Ингерманландии появились черные грозовые тучи, которые ветер все-таки пригнал с Атлантического океана.
Шведский фельдмаршал Карл Густав Реншильд распорядился разбить лагерь и сделал он это вовремя. В ставшем прохладным и немного холодном воздухе то тут-то там стали раздаваться голоса солдат, ржание коней и ругань, словно это командующий был виноват в том, что погода испортилась.
И даже, несмотря на то, что все уже говорило, вот-вот грянет ливень, когда совсем рядом громыхнула, а по стенкам шатра застучали капли, для офицеров это произошло – неожиданно. Вольмар Антон фон Шлиппенбах высунулся на улицу, подставил руку под струи воды и молвил:
– Проклятый ливень. Он задержит наше продвижение.
– Увы, генерал-майор, – вздохнув, проговорил Реншильд, – но против стихии мы бессильны. Молите бога, за то, что ещё успели разбить лагерь, да закрыть брезентом порох. Как бы войска не поспешали к Нарве, а с сырым порохом они много не навоюют.
Карл Густов потянулся и зевнул. Погода клонила бравого офицера в сон. Он это уже стал подмечать для себя давно. Может, стар стал? Фельдмаршал опустился на походную кровать.
– Вы, как хотите генерал-майор, а я воспользуюсь передышкой и вздремну. – Молвил он.
Вольмар Антон кивнул, снял парик и повесил на воткнутую в землю шпагу. Присел на стоявший, почти у самого входа в палатку, стул и позвал денщика. Тот приоткрыл завесу шатра и вошел.
– Принеси поесть! – приказал фон Шлиппенбах.
Денщик поклонился. Улыбнулся и ничего ни говоря, вышел.
«Хорошо, офицерам, – подумал парень, направляясь в соседнюю палатку, в которой по приказу фельдмаршала, местный повар уже готовил обед (то, что Реншильд его в скорости потребует, кашевар совершенно не сомневался.), – Сами в шатре сидят, а нам служивым под этим ливнем мокнуть».
Стоит отметить, что повар фельдмаршала, своим поведением отличался от обычного солдата. Даже во время передвижения по территории Лифляндии и Ингерманландии, находившихся теперь под протекторатом Московского государства, он постоянно куда-то пропадал, уезжая на неопределенное время. Кашевар не опасался, что попадет в лапы эстляндцев. Если бы он все же и угодил, то фельдмаршал больше бы расстроился из-за того, что лучшего повара в полках найти ему вряд ли удастся. А хороший стол, так, по крайней мере, считал Реншильд, это половина победы над «грозными» славянами. На данный момент все обходилось спокойно, и русские не зарились на беспомощного «языка» принимая скорее того за мелкую фигуру, в большой партии, вот из-за чего тот постоянно возвращался с добычей.
Вот и сегодня, Вольмар Антон лично наблюдал, как повар тащил перекинутых через плечо двух гусей. Были они дикими, или тот позаимствовал у местных жителей (украл или купил) генерал-майора это не беспокоило.
Денщик вернулся в шатер с подносом прикрытым крышкой. Поднял ее, и офицер носом втянул в себя приятный запах, усиливший в нем аппетит. Генерал-майор рукой повелел поставить ее на сколоченный стол.
Служивый выполнил приказ, поставив поднос, поклонился учтиво, пожелал приятного аппетита и удалился.
«Завидует, небось, – подумал вдруг фон Шлиппенбах, – они, солдаты вынуждены пищу есть простую. О жареном гусе или курочке приходилось только мечтать».
Поднял крышку и вновь вздохнул запах исходящий от дичи.
– Гусь? – поинтересовался дремавший фельдмаршал. Запах, по всей видимости, заставил его проснуться.
– Так точно.
– Оставите мне ножку барон? – попросил вдруг Карл Густав, забыв на время, что он главнокомандующий.
– Оставлю. А я думал, вы спите, – проговорил фон Шлиппенбах.
– И поэтому надумали умять жаркое втихаря?
Генерал-майор чуть не покраснел. Чтобы как-то отвлечь фельдмаршала от мыслей о его гусе, Вольмар Антон решил сменить тему разговора.
– Могу ли я поинтересоваться господин фельдмаршал, – проговорил он, – а зачем это королю нашему, понадобилось выступать на Россию сейчас, когда мы, в общем, то к войне еще не готовы. Войска Левенгаупт еще в Риге не собрал до конца. Может, стоило чуть-чуть подождать, а затем и выступить?
– Можно было подождать, – согласился Карл Густав, переворачиваясь на бок. – Если бы не одно но.
– Какое же?
– В Нарве находится сын государя Петра – Алексей. А Карлус считает, что, захватив его, у него появляется шанс склонить того к миру. При этом с возможностью возвращения русскими захваченных у нас земель.
