В саду, окружавшем дом, росло множество цветов, и она ежедневно меняла букеты во всех жилых комнатах, и весь дом был наполнен тонким ароматом.
«Искусство составления букетов, создающих неповторимый аромат, Демелса переняла от матери. Он передавался в семействе Лэнгстонов из поколения в поколение еще с елизаветинских времен, то есть со второй половины XVI века, как и рецепт особого состава на пчелином воске, использовавшегося в доме для натирки полов и полировки мебели.
Среди многих полезных вещей Демелса узнала и средство от боли в сердце, которым пользовала местная знахарка окрестных крестьян, когда, не желая нисходить до столь низменной клиентуры, важный доктор из замка Виндзоров отказывал им в помощи.
Обычно в особняке и окружавшем его крохотном поместье царили тишина и покой. Имение находилось на границе с Виндзорским лесом, и, хотя от скакового поля его отделяло расстояние не более мили, благодаря окружавшим его деревьям сюда не долетал шум толпы, болеющей на скачках.
Но сейчас Демелса чувствовала какое-то особое возбуждение, предвкушая, что и ее скромный дом волею судьбы окажется причастным к лихорадке и треволнениям недели состязаний.
По правде говоря, когда Джерард убеждал ее на время оставить дом, Демелса упорствовала не только из опасения, что в ее отсутствие пострадает хозяйство. Она не могла допустить и мысли, что пропустит состязания.
С раннего детства девушка смотрела все заезды и была настоящим знатоком конного спорта.
А сейчас, накануне скачек, на подступах к скаковому полю предприимчивые местные жители, как и каждый год, уже возводили палатки и ларьки, в которых проголодавшиеся или испытывающие жажду зрители могли найти угощение по вкусу, любой освежающий напиток для своего пересохшего горла.
Кроме того, в дни проведения скачек устраивались самые разнообразные развлечения — фокусы, песни, балаганные представления.
На каждых состязаниях как грибы вырастали многочисленные заведения с азартными играми. В них, как это было слишком хорошо известно Демелсе, в выигрыше всегда оказывались владельцы, которым неизменно удавалось перехитрить простодушных клиентов, рискнувших своими сбережениями.
В прошлом году даже Джем попался на удочку наперсточников, слетавшихся в Эскот как мухи на мед. Показав себя совершенным простофилей, он потерял не менее гинеи, силясь отгадать, под которым из наперстков скрывается горошина.
Ох, и досталось же ему за это от старика Эббота! Тот не столько жалел о деньгах, сколько горел от возмущения, что подающий надежды жокей соблазнился, как он кричал, » дурацкой игрой «.
В толпе зрителей сновали многочисленные карманники и мелкие воришки, охотясь за добычей пожирнее.
Демелса и Нэтти, сопровождавшая хозяйку во всех развлечениях, до сих пор смеялись, вспоминая шайку, прошлым летом в жаркий день, вроде сегодняшнего, изловчившуюся поживиться несколькими дюжинами пальто и плащей, которые разбойники насобирали по каретам и повозкам, легкомысленно оставленным без присмотра во время заездов.
Все, что случалось в эту насыщенную событиями, выдающуюся раз в году неделю, служило Демелсе пищей для разговоров, предметом для воспоминаний на все последующие двенадцать месяцев сонной сельской тишины и размеренной, лишенной разнообразия жизни.
— Я ни за что бы не пропустила нынешних соревнований, — пробормотала Демелса. — А в этом году я не только увижу выступление Крусадера, у меня будет возможность поговорить с ним и даже потрогать его, пока он будет стоять у нас.
Как замечательно, что ее транжира-дед, потративший свое состояние на слишком бойких женщин и слишком медлительных лошадей, успел-таки построить для последних великолепные конюшни! Возможно, они впервые на ее памяти окажутся заполнены.
Со сверкающими от волнения глазами Демелса побежала к комоду — проверить, хватит ли у нее приличного белья на шесть кроватей, которые окажутся заняты одновременно.
Простыни и наволочки были переложены мешочками с лавандой, которые она самолично сшила и наполнила цветами в прошлом году.
Взгляд Демелсы задержался на стопке белья, положенной отдельно от остального. Простыни, лежащие там, были обшиты по краям тонким кружевом ручной работы. Они составляли особую гордость ее матери.
Поколебавшись мгновение, Демелса произнесла вслух:
— За свои деньги он их заслуживает.
Она отнесла самое лучшее белье в главную спальню, которую всегда занимали владельцы особняка с тех самых пор, как указом Генриха VIII монастырь был ликвидирован и все его земли отошли к сэру Лэнгстону.
Здесь спал и отец Демелсы, но Джерард, унаследовав поместье, предпочел оставаться в своей комнате.
В ней были собраны все вещицы, которые он берег с тех пор, как был мальчиком, и все спортивные трофеи, завоеванные им в Оксфорде и на импровизированных скачках с препятствиями и просто наперегонки с Друзьями — по лугам и лесам.
Главная спальня была обставлена массивной дубовой мебелью, середину просторной комнаты занимала колоссальная кровать, украшенная резьбой с фамильным гербом Лэнгстонов.
Демелса успела раздвинуть здесь тяжелые портьеры и распахнуть окна. Впорхнув в комнату, она положила белье на кровать.
Демелса, нежно любившая отца, сохранила все его вещи так, как они стояли при нем. Его щетки с позолоченными рукоятками из слоновой кости лежали на туалетном столике, а начищенные до зеркального блеска сапоги для верховой езды стояли в гардеробе, словно могли еще понадобиться хозяину.
» Их надо обязательно убрать «, — подумала девушка.
Она взяла сапоги и уже собралась переставить их в один из стенных шкафов у двери, когда ее осенило.
Демелса шагнула к камину. Панель справа от него была украшена великолепной резьбой, изображавшей цветы.
Протянув руку, девушка нажала на один из лепестков.
Панель бесшумно отодвинулась, открывая вход на узенькую лестницу, по которой можно было и подняться еще выше, и спуститься вниз.
Это был один из тайных ходов, о которых Демелса напомнила брату. Он вел в комнату» священников «.
Во времена королевы Елизаветы это помещение использовали вместо часовни. Здесь же нашли свой приют многие католические священники и монахи, спасавшиеся от гонений, вплоть до сожжения на костре. Взойдя на престол, Елизавета стала преследовать часть верующих совсем так же, как чуть раньше ее сводная сестра Мария Стюарт, с той лишь разницей, что та охотилась на протестантов.
Лэнгстон-Мэнор принадлежал тогда к числу самых гостеприимных домов и давал приют иезуитам, стекавшимся сюда со всей Англии.
По предположениям Демелсы, некоторые тайные ходы были построены еще раньше, возможно, самими монахами, — желавшими присматривать за послушниками либо имевшими какие-то другие цели.
Но в годы царствования королевы Елизаветы в доме образовался целый лабиринт лесенок и узких проходов, из которых через потайную дверь можно было попасть почти во все помещения особняка.
