– Вряд ли тетя много скопила, – сказала Бланш. – Но кое-что у нее все-таки было.
– Мне так стыдно, что я даже не подозревала о ее щедрости и доброте, – вздохнула Линетта. – Я бы могла найти какую-нибудь работу; хотя не знаю, что бы я могла делать, во всяком случае в нашей деревне!
Бланш взглянула на нее и улыбнулась. Эта непосредственная теплая улыбка, как искра, пробежала между двумя женщинами и сразу связала их узами дружбы.
– Мы нам что-нибудь подыщем, – сказала Бланш уверенно и позвонила в колокольчик. Тут же появилась горничная в изящном передничке с кружевами и внесла на подносе две чашки кофе и тарелку с круассанами.
Когда горничная вышла, Линетта робко спросила:
– Это ваш дом?
– Mais oui, – ответила Бланш, – но я здесь живу совсем недавно. Я почти пять лет прожила в России.
– В России? – изумленно переспросила Линетта.
Если бы Бланш сказала, что она жила на луне, то это не удивило бы девушку больше.
– Я забыла. Разумеется, тетя Тереза и не догадывалась об этом. Я посылала все свои письма во Францию с дипломатической почтой. В России почта безнадежна!
– Л что вы делали в России? – спросила Линетта.
– Гостила у… друзей, – ответила Бланш.
Ее последним словам предшествовала чуть заметная пауза, словно она хотела сказать еще что-то, но в последний момент передумала.
– Там было чудесно и так увлекательно! – продолжила она живо. – У меня был огромный дом на Большой Морской и бездна прислуги – там их называют «мужики», – а еще у меня был самый элегантный, остроумный и, уж конечно, самый веселый салон во всем Петербурге! Бланш слегка вздохнула.
– Helas! Какая роскошь, какие приемы и вечера, а какие мужчины!.. Просто описать невозможно!
Помолчав, она добавила, словно про себя:
– По вечерам весь великосветский Петербург собирался у моего самовара. Мы болтали, пили вино, любили! – Бланш улыбнулась, что-то вспомнив. – А рано утром прислуга собирала храпевших по углам гостей и развозила по домам! И, конечно, я имела бешеный успех во Французском театре!
– Так вы актриса? – спросила Линетта. Она вспомнила, что мысль о театре мелькнула у нее, едва она переступила порог этого дома.
– Tiens! Неужели я забыла сообщить тете Терезе, что поступила на сцену?
– Я, во всяком случае, от нее этого не слышала, – ответила девушка.
– Mon Dieu! Я сама настолько привыкла, что, вероятно, просто забыла об этом упомянуть. Это было, кажется, в 1858 году, когда я дебютировала в роли ожившей статуи Елены Прекрасной в «Фаусте» д'Эннери. – Она засмеялась. – У меня не было слов, но моя «пластическая красота», как ее называли, имела колоссальный успех!
Линетта чувствовала, что Бланш не хвастается, а просто констатирует факты.
– Но если я в Париже имела успех, то в Петербурге я произвела сенсацию. Я полагаю, лесть и аплодисменты вскружили мне голову. Ох, и наделала я глупостей! – Она снова засмеялась, но с каким-то особым оттенком.
В откровенности, с которой она произнесла эти слова, было что-то располагающее к ней.
– А что вы сделали? – наивно спросила Линетта.
Бланш рассмеялась.
– Вопреки всем правилам я решила посетить гала-спектакль, которым заканчивается зимний сезон в Опере. Я хотела, чтобы мой туалет затмил не только всех актрис, но и публику.
Рассказывая свою историю, женщина так мило выглядела, что Линетта не сомневалась, что Бланш действительно в состоянии затмить всех и вся.
– Я нашла как раз то, что мне было нужно, у одного портного, – продолжала Бланш. – Платье было великолепно! Оно пришло из Парижа, и я была уверена, что во всей России не найдется ничего подобного. Как потом выяснилось, оно было заказано императрицей.
Линетта слушала, затаив дыхание.
– Я обезумела! Модельер, у которого я увидела это платье, пытался остановить меня, помешать совершить опрометчивый поступок, но я сунула ему в руку кипу ассигнаций и выскочила из мастерской с платьем.
– И что же случилось потом? – заинтригованная рассказом, спросила Линетта.
– Я надела платье в тот вечер, и императрица весь спектакль смотрела на меня из своей ложи с нескрываемым гневом.
Бланш сделала паузу и закончила:
– На следующий день шефу полиции Мезенцеву было дано распоряжение выслать меня из России!
Какой ужас! – воскликнула Линетта. – Не может быть! Какая жестокость! Неужели платье могло иметь такое значение?
Бланш не стала объяснять, что дело было не только в платье, но и во множестве других подобных обстоятельств, приведших в ярость не только императрицу, но и остальных дам петербургского большого света, и только пожала плечами и небрежно заметила:
– Все это пустяки. Когда я вернулась в Париж, все приняли меня с восторгом, и я поняла, что наилучший способ взять реванш за мои злоключения в России – прославиться на французской сцене.
Бланш рассказывала все это Линетте еще и потому, что девушка была связана с ее любимой тетей, и, обращаясь к Линетте, Бланш словно разговаривала со своей родственницей.
Ей хотелось, чтобы девушка узнала во всех подробностях о ее жизни, пережила вместе с ней все ее испытания, насладилась бы от души ее успехом, как это бы сделала ее любимая тетя Тереза, будь она жива!
– Я брала уроки декламации, – рассказывала Бланш, – и мадам Маршель, пианистка в школе драматического искусства, проходила со мной песенки из Опера-Буфф. – Она сделала выразительный жест руками. – Я заводила знакомства с театральными критиками и знаменитыми актерами и добилась встречи с редактором «Газетт дез'этранже».
– А чем это могло вам помочь? – озадаченно спросила Линетта.
Она изо всех сил старалась понять, о чем ей говорит Бланш, но это не всегда получалось.
– Разве вы не понимаете? Анри де Пер, редактор «Газетт», начал подогревать интерес публики ко мне. Ведь я отсутствовала в Париже почти пять лет, и публика, которая очень непостоянна, могла забыть обо мне.
– И что же он сделал?
– После моего дебюта в Пале-Ройяль «Газетт» за неделю напечатала обо мне по меньшей мере восемь заметок и до самого октября всячески превозносила меня и расточала похвалы моим сценическим образам.
– Как чудесно! – воскликнула Линетта.
– И в самом деле, – согласилась Бланш. – А теперь я выступаю в Фоли-Драматик.
– А можно мне будет вас посмотреть? – с трепетом в голосе спросила девушка.
– Разумеется! Я играю сейчас Фредегонду. Роль хорошая, но в будущем месяце у меня будет роль еще лучше. У меня будет безупречная репутация, и в России пожалеют, что расстались со мной!
