Таня ошарашенно смотрела вслед Антону. Ее чувства не передавались описанию. Этот молодой человек привлекал и пугал одновременно. Ей так хотелось увидеться с ним, но весь оставшийся день она думала только о том, как отказаться от встречи. Ничего путного в сумбурный, забитый всяческими мыслями мозг не приходило, и из всех выходов у нее оставался только один — сбежать.
И вот, когда она уже почти осуществила свой план, из-за спины послышался знакомый мягкий голос:
— Антон Владимирович?! — она обернулась. — Я… я, знаете, сегодня не могу, никак! Вот…
— Ну конечно! — сказал ее собеседник, схватив за рукав. — Мы поговорим, Таня, просто поговорим, — он пристально посмотрел ей в глаза.
Девушка почувствовала, что теряет волю. Ее тело перестало слушаться… она себе не принадлежит… Ей хочется крикнуть, но она не может, хочется бежать, но ноги не идут… Голова ее закружилась, в глазах помутнело, и вокруг все поплыло. Но в окружившем ее мраке, ледяном и ужасающем, Таня почувствовала себя как в объятиях матери.
Очнулась она в парке на скамейке. Вокруг не было никого, кроме…
— Эй! — весело сказал Антон. — Как чувствуешь себя?
— Ты что, забыла? Мы пришли поговорить. Так вот — я тебя слушаю.
МНЕ ЛИ НЕ ЗНАТЬ?
Таня пыталась собраться с мыслями, но они путались в голове. Что происходит? Кто? Что? Почему? Мозг как каша растекался внутри, смешиваясь сам с собой, миксуя эмоции и воспоминания. Как будто кто-то основательно размазал все, и вместо отдельных и цельных событий осталось что-то неразборчивое, смутное. Единственное, что осталось таким же, как было, так этот тот самый взгляд проницательных и прожигающих черных глаз, четко запечатлевшийся в подкорке. Неосознанно достав его из памяти, девушка вздрогнула, словно вновь наяву смотрела в их бездонную черноту, пугающую и лишавшую воли. Однако именно та дрожь, пробежавшая по всему ее телу, вернула ей способность соображать, будто бы освободив от тумана, что заволок ее разум.
— Это ведь ты сделал, да? — вдруг вскрикнула она.
Антон молчал.
— Ты ведь убил ее. Ты?! Ну скажи же! — вдруг заплакала Таня, но, успокоившись, добавила: — Простите.
— Я, — тихо сказал Антон.
— Боже! — она уронила голову на руки. — После того как вы приехали сюда… вы… Вы что — тот человек, которого прозвали «Ангелом смерти»?!
— Да? Видимо… Дурацкое прозвище.
— Почему? Кто вы такой? Что вы такое?!
— Я Антон. Я тот, который не знает, откуда он. Я тот, который всю жизнь ищет себя.
— Как это у вас получается? — всхлипывала она. — А я ведь видела в вас похожего на себя! Я думала…
— Я похож на тебя, — грустно сказал он. — Я тоже одинок.
— О… ох… ох… — Таня плакала как дитя, узнавшее, что в мире есть зло и не все добрые и хорошие.
— Знаешь, я не помню своего детства, — говорил тем временем Антон. — Первым воспоминанием у меня был этот город. Мне было уже целых четырнадцать. Кто я? Не знаю. Где я? Тоже. Что я делал столько лет? Моя квартира… моя ли? Где хоть кто-нибудь? Вишневый диван. И мне не страшно… Почему мне никогда не бывает страшно?!
— М? — Таня перестала плакать, с интересом слушая Антона.
— В шкафу деньги. Паспорт. Через полмесяца принесли письмо. До этого я ничего не делал. Просто валялся целыми днями на диване. В письме адрес. Ваш адрес. Какие-то люди. Задание… я выполнил его с такой легкостью… С той поры я жил во многих городах. Оказывается, у меня не одна квартира… То просто ел и пил, то выполнял приказы. Потом мне надоело, и я бросил… Просто ушел, ничего не говоря. Они искали, я знаю… Целых полтора года я шатался по всей стране, скрываясь от ищеек. Подрабатывал то тут, то там. Но вот я опять сюда вернулся… я хочу знать.
— Что?
— Правду о себе. Почему я такой? Ты ничего не заметила?
— Заметила. Вокруг вас все ведут себя странно. Почему?
— Я не знаю. Но все, кто находятся рядом со мной хотя бы несколько минут… Они начинают…
— У них обостряются их слабости? — спросила Таня, скорее утверждая.
— Да. Тот, кто любит пожрать, накидывается на еду, будто ни разу в жизни не ел. Тот, кто любит подраться, лезет на меня с кулаками. Тот, кто всего боится…
— От страха пошевелиться не может, — закончила за него Таня, Антон внимательно посмотрел на нее. — Я видела охранника…
— Это глупо, наверное… так жить. Но ты?
— Я?
— Да, ты. Ты-то что делаешь в организации? Как ты со своей наивной чистой душой там оказалась?
— Я… — Таня смутилась. — Я просто секретарша… Я ничего не знаю…
— Но как они могли взять в организацию кого-то с улицы? — удивился Антон.
— Но мы аудиторская компания, — Таня смутилась еще больше. Казалось, она до сих пор не верила в то, что «Документ-Сервис» может быть причастен к чему-то подобному. — Всего лишь аудиторская компания…
— Да, — хмыкнул Тоша. — Всего лишь аудиторская компания. Только именно эта компания отдает мне эти приказы…
— Я не знала об этом раньше. Только недавно… — Таня поежилась. То ли от ветра, то ли от того, что на душе словно кошки скребли. — Только недавно мне стало казаться… Я всегда думала, что вы консультант. И работаете по договору подряда. Все так думают.
— Да?
— Конечно! — Таня не понимала, как, работая уже почти год, Антон не привлек к себе ненужного внимания, тем более что он даже не знает, какая у него должность.
— Забавно…
— Не уверена, — девушка поглядела на него широко раскрытыми карими глазами. — Все остальные… они тоже?
— Что? Убивают?
Таня только кивнула.
— Я не знаю. Думается мне, что нет. Кто-то же должен работать по основной линии…
— Значит…
— Значит, «Документ-Сервис» — это аудиторская компания, с бухгалтером, у которого есть и другие интересы, нежели аудит.
— А Кондрат Алексеевич?!
— Что Кондрат Алексеевич?
— Он тоже к этому причастен?
— Я не знаю, Таня, — устало ответил Антон. — Я общался только с Натальей Осиповной. Только с ней. Всегда.
Девушка глубоко вздохнула. Ее руки, покоившиеся на коленках, тряслись мелкой, противной дрожью, которую было никак не унять, и по плечам бежали мурашки. А в горле стоял ком ужаса, затруднявший не только голос, но даже и дыхание. Такая правда была ей не под силу. Она не хотела знать такую правду и жалела, что задала тот вопрос. Ощущение, что ее мир, в котором было так уютно и хорошо, рушится безвозвратно, мучительно витало в воздухе, болезненно отдаваясь в груди тяжелыми ударами словно замедлившегося сердца.
