— Какой чудесный день, мисс Логфорд?
— Да, милорд.
— Вам нравится нынешний праздник?
— Да, милорд.
— Вы не скучаете по Лондону, когда живете за городом?
— Нет, милорд.
«Косноязычные, ужасные гусыни, — подумал он, подъезжая к парадному подъезду. — Неужели леди Сибли специально знакомила меня с самыми непривлекательными девицами? Или они кажутся такими в сравнении с ее красотой?»
— Черт бы побрал эту девчонку! — выругался граф, вспомнив, как Карина назвала леди Сибли удавом. — Может быть, и так, но какое она имела право подслушивать!
Видите ли, никто за него не пойдет, пока он сам не влюбится! Вспомнив эти слова Карины, он и вовсе разъярился. Жена должна его любить, считал граф, а ему самому необязательно. Безусловно, полагал он, знаки внимания он ей оказывать будет, но допускать жену в область своих интересов… и привязанностей не намерен. Жена должна воспитывать детей и жить постоянно в поместье, решил граф, а он будет отдыхать от семейных забот в Лондоне.
Именно так все и должно быть, подвел граф итог своим размышлениям. Этим бессловесным овечкам только такая роль и подходит! Но сможет ли он с веселым сердцем возвращаться домой, зная, что его ожидает супруга с бараньими мозгами? Сможет ли он вынести вид этой матроны, занявшей место его матери? Сможет ли находиться с ней в гостиной, любимой комнате матери?
Он вспомнил, как умела мать принимать именитых гостей, когда был жив отец, с каким тактом относилась она к его собственной холостяцкой жизни.
Однажды в Дроксфорде останавливался Георг IV, тогда еще регент, мать его просто очаровала.
В ту незабываемую пору юности, когда граф учился в Итоне, он приехал однажды домой на каникулы. Какие очаровательные женщины гостили у них тогда в доме. Блестящие политические деятели были украшением званых раутов. Лорд Мельбурн, сэр Роберт Пил, лорд Палмерстон. А блестящая свита регента? Остроумные шутки, изящные остроты тогда сыпались как из рога изобилия.
Вообразить блеющую овечку в роли хозяйки дома с такими традициями было просто невозможно.
— Черт с ними! — выругался опять граф. — Женюсь на вдове.
Но как ни старался, не смог припомнить среди многочисленных знакомых ни одной молодой красивой вдовы, которая могла бы стать ему подходящей женой.
Граф остановил лошадей у подъезда, украшенного мраморными колоннами. Двор уже погружался в сумерки. Солнце садилось. Стекла окон верхних этажей поблескивали в его заходящих лучах. На ветру колыхался флаг с гербом Дроксфордов. На фоне безоблачного неба он был отчетливо виден.
Взбежав по широким каменным ступеням, граф задержался на верхнем марше. Он оглянулся и долго смотрел на озеро. По серебристой глади медленно скользили грациозные черные лебеди. Лебединое озеро поместья Дроксфордов было гордостью графства.
В саду цвела белая, темно- и бледно-лиловая сирень. К вечеру ее аромат становился острее. Миндаль, посаженный матерью у края озера, цвел розовыми цветами. Лепестки падали на воду и качались, как маленькие лодочки, на легкой зыби, слегка ласкающей склоненные к воде желтые ирисы.
Во всем чувствовались умиротворение и покой. Воспоминания об ушедших в мир иной теснили грудь.
Граф вошел в парадный вестибюль. Альковы украшали мраморные статуи. Высокий потолок расписан итальянским художником. Его специально приглашали из Флоренции. По коридору, вдоль которого стояли лакеи в роскошных ливреях, граф направился в библиотеку. Она была расположена на противоположной стороне здания и выходила окнами в сад, разбитый в строгом соответствии с планировкой лесопарковой архитектуры поместья.
Дворецкий распахнул перед ним дверь и, когда граф вошел в комнату, спросил:
— Что угодно, милорд?
— Рюмку коньяка, — ответил граф.
Мастерс, служивший в семье графа более сорока лет, сделал знак лакею.
Граф прошелся по комнате. По всему периметру библиотеки стояли книжные шкафы, в которых хранились старинные книги и редкие фолианты. Над камином висел портрет деда. Художник Стиббс изобразил его верхом на охотничьей лошади.
— Скажите мне, Мастерс, — обратился граф к дворецкому, — что вам известно о сэре Джоне Ренделе, представляющем наш округ в парламенте?
— Боюсь, ничего хорошего, милорд.
Граф поднял брови.
— После смерти Ее Сиятельства сэр Джон совсем опустился. Говорят, милорд, он проиграл в карты все деньги и его привезли домой в таком состоянии, что даже опасались за его жизнь.
— Жаль, — заметил граф. — Я помню его респектабельным джентльменом и прекрасным охотником.
— Он таким и был, милорд. Его покойная жена всегда говорила, что на сэра Джона во всем можно было положиться.
— Он перестал выполнять свои обязанности в парламенте? — спросил граф.
— Думаю, милорд, состояние здоровья сэра Джона таково, что он не может заседать в палате общин.
— Благодарю вас, Мастерс. Именно так я и думал.
Граф дал понять, что разговор окончен, но Мастерс задержался.
— Раньше леди Рендел часто приезжала к нам, милорд. Она была очень приятной дамой, но сэр Джон всегда отличался тяжелым характером. О нем ходят разные слухи.
— Какие слухи? — резко спросил граф.
— Говорят, милорд, будто он совсем обезумел после смерти Ее Сиятельства. Она всегда оказывала на него благотворное воздействие. Теперь он вымещает свое горе на дочери. Она единственный ребенок, милорд, и, как я слышал, такая же красавица, как и ее мать.
— Что вы имеете в виду, говоря «вымещает свое горе»? — спросил граф.
— Я только повторяю чужие слова, милорд. Люди, живущие по соседству в течение долгих лет, знают все друг о друге. Соседи утверждают, что, когда сэр Джон пьян, он бьет молодую леди. — Мастерс смущенно кашлянул. — Она совсем молоденькая, милорд. И если, как говорят, похожа на мать, то должна быть миниатюрной и хрупкой особой. Конечно, ужасно, что с ней так обращаются, но что тут можно поделать? Со своими домочадцами джентльмен может поступать как ему заблагорассудится.
— Может! Это точно, — согласился граф, но задумался, все ли его соседи ведут себя как им заблагорассудится. Он раньше никогда не интересовался тем, как ведут себя другие.
Герцог, по словам Карины, грозился избить свою старшую дочь и посадить ее на хлеб и воду, если она откажется выполнить его волю.
А теперь вот сэр Джордж Рендел, которого он всегда считал порядочным и достойным человеком, бьет, как говорит Мастерс, маленькое, похожее на фею создание с огромными зелеными глазами, подобных которым он ни у кого никогда не видел.
«Ужасно, конечно, что с ребенком — а она всего лишь ребенок — так обращается какой-то пьяница, даже если он ее отец! Но Мастерс прав, тут ничего не поделаешь», — размышлял граф.
