Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Вскоре Дамур пришла в себя. Свыклась с тем, что сидит в тюрьме. Почти все из нас смирялись, осознавая, что свобода украдена, что за каждым движением следят, что носить теперь придется мешковатые комбинезоны – в первые несколько недель оранжевые, а потом либо желтые, либо (что чаще) зеленые. Сменив комбинезоны, новенькие переставали скулить по ночам.
Вот и Дамур перестала меня слушать.
В начале прошлого августа девицы из «Авроры» обнаружили, что, просунув руку через оконную решетку, можно дотянуться до листьев плюща, который увивал стены нашей тюрьмы. И сделать это удобнее всего было из нашей камеры. Окно закрывалось неплотно, и Дамур считала, что совершенно необязательно сообщать об этом охранникам. Остальным девицам хотелось раздобыть листья и цветки того плюща, а у Дамур были тонкие руки. И она, не жалея времени и сил, обрывала листья через решетку.
Кто-то сказал, что этот плющ якобы похож на дурман, который в прошлой, свободной, жизни пышно рос вдоль шоссе и на пустырях у нее за школой. Многим из нас хотелось хоть ненадолго уплыть из тюрьмы, неважно каким способом.
Мы ставили эксперименты. На вкус листья оказались отвратительны. Зато ночью, когда свет гас и охранник задремывал на посту, на плюще распускались цветы. Бутоны в форме головы пришельца с розовыми приторно сладкими лепестками были съедобны. Кто-то предложил высушить их и попробовать понюхать или покурить, чтобы вставляло крепче.
Дамур вызвалась добровольцем. Она выкурила первый косяк. Затем попыталась понюхать, но, видимо, вдохнула слишком много, так что вся позеленела (мы даже испугались, ведь обычно щеки у нее полыхали, будто маки), и следом ее вырвало. Но на какой-то миг глаза у нее засияли, а зрачки стали подобны озерам. После Дамур рассказывала, что видела каких-то неведомых дымчато-серых существ. Они плыли над нашими головами, рассказывали чудные истории и пели красивые песни, даже красивее, чем те, что поет Натти, пока охранники не прикажут ей заткнуться. Так мы убедились, что плющ, которым были увиты каменные стены нашей тюрьмы, вызывал галлюцинации.
Мы думали, что охранники, обнаружив оборванные листья, прикажут выкорчевать и сжечь весь плющ дотла, однако они ничего не заметили. Правда, в сентябре цветочные бутоны пожухли, и все закончилось.
Но Дамур не унималась. Прошел слух, что она готова пробовать все на свете. Пичес стала навещать нас все чаще (она умудрялась проносить и продавать запрещенные вещества, хотя уже отсидела за это год и девять; для некоторых из нас не имело значения, в тюрьме мы или на воле, суть от этого не менялась). Порой я вставала ночью к Дамур, чтобы проверить, дышит она вообще или нет.
Мы просидели в одной камере тринадцать месяцев. Я не судила ее за дурные привычки. Не просила хотя бы причесаться. Не возражала, когда та развешивала по стенам рисунки со всякими драконами – Дамур говорила, что видит их во время прихода. Драконы были в ошейниках, и она давала им собачьи клички – Борис, Лазарь, Глэдис. Мне казалось, что между нами царит молчаливое взаимопонимание.
Но как только открылись замки, и Джоди возвестила, что мы свободны, Дамур от меня отвернулась.
Она сперва ринулась к тумбочке, а затем к выходу из камеры.
– Эй, ты куда?
Она меня даже не узнала. Остановилась на пороге, вынула белые холщовые тапки из ящика на двери, натянула их на ноги и тут же умчалась прочь.
Похоже, темнота ее не страшила. Вдалеке мелькнула светлая макушка – самые светлые волосы во всей тюрьме – и она скрылась из виду.
Так я осталась одна. Пускай Дамур умчалась, не сказав мне ни слова, тем лучше – больше не надо за ней присматривать. Корпус опустел. Делать нечего, только ждать, когда меня обнаружат охранники. Или бежать. Я отлепилась от стены.
Если вдруг откуда ни возьмись выскочат охранники, они решат, что я такая же, как остальные – напрашиваюсь на неприятности. Вокруг бесновались девицы. Сновали по коридору, алкали крови, искали в темноте ближайший выход. Каждую из них пришлось бы успокаивать силой.
И я решилась. Просто проверю, все ли в порядке, уговаривала я сама себя. Я не искала убежища – нет, вовсе нет. Я не трусиха. Мне нужно убедиться, вот и все.
Полки с книгами – подобие библиотеки – располагались в коридоре перед столовой. Помещение не запиралось. Там даже не было двери, так что любая взбесившаяся девица могла что-нибудь сотворить с книгами. Я боялась, что от них остались одни клочки. Думала, прибегу, а полки опустели, книжки валяются где ни попадя, разодранные, истерзанные. Я опасалась, что там кипят страсти, но, выяснилось, что всем, кроме меня, наплевать на книжки.
Они по-прежнему стояли на полках в алфавитном порядке. Когда глаза привыкли к темноте, я присмотрелась к корешкам. Скользя по ним пальцами, проверила, все ли на месте. Да, все.
Зора Ниэл Херстон[3] тут же, на полке «Х». Либба Брэй[4], как полагается, на «Б». Книги Сильвии Плат[5] и Френсин Паскаль[6] по-прежнему занимают всю полку под буквой «П». Пыльный том Драйзера[7] так и томится на «Д». Похоже, никто кроме меня так и не читал «Сестру Керри»[8]. А я прочла здесь все, некоторые книги даже по два раза.
Сползаю на пол между стеной и партой, подтягиваю колени. Тут слишком тесно для меня. Босые ноги торчат наружу. Я думала, что хорошо знаю всех девочек из «Авроры», но так и не стала для них своей. Всегда держалась особняком. Прислушиваясь к разгулявшемуся безумию, я ощущала себя все более чужой.
Несколько раз в неделю после обеда я брала тележку с библиотечными книжками и развозила их по трем корпусам (каждой из заключенных полагалось выполнять какую-то работу, это называлось общественно-полезным трудом. Мне повезло, задача пришлась по душе). Заключенным четвертого корпуса не дозволялось почти ничего, причем книжки из библиотеки – самый незначительный из запретов. Я всегда угадывала, что возьмет почитать та или иная девушка. Джоди, например, любила исторические любовные романы (хотя по ней и не скажешь). Пичес в свободное время изучала уголовный кодекс. Крошка Ти тяготела к классике и без конца перечитывала «Джейн Эйр».
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
