Мамы, привет!
Прерывистая дрема. Вещие сны. Проснувшись в шесть, я не поняла, что не так. Потом вспомнила: Эмили пропала. Еще потом вспомнила все остальное; мне было страшно взглянуть на телефон. Я рассекретила свой личный номер и попросила читательниц сообщать о каждой женщине, похожей на Эмили, которая – если начистоту – выглядит как сотни светловолосых, худых, симпатичных, посещающих фитнес-зал мам. Ее татуировка и кольцо могут сократить этот список, но тату есть у множества мам. Как узнать, на ней ли кольцо? Вдруг ее ограбили?
Слава богу, мамское сообщество очень разумно. Я получила всего два сообщения. Оба раза Эмили видели в местах (одно – Аляска, другое – север Шотландии; просто поразительно, как далеко захаживает мой маленький блог), настолько далеких, что непонятно, как Эмили могла бы добраться туда за (короткое, продолжаю твердить себе я) время своего отсутствия.
Вообще я подумала сменить номер, на случай, если тысячи мам начнут звонить и писать мне, стараясь помочь. А пока… Мы должны быть осторожны с нашей личной информацией. Но у Эмили есть только этот номер, а я все еще надеюсь, что она позвонит. Нам с Ники нужно, чтобы она имела возможность связаться с нами.
На второй вечер, за ужином, Ники стал беспокойным. Любой малыш стал бы. Я уверена – он заразился моей тревожностью. До этого времени он никогда не оставался на две ночи подряд, не считая того уик-энда, когда его родители уезжали, и все отлично провели время, никто не нервничал. Сейчас Ники начал спрашивать меня, когда за ним приедет мама. Он съел веганский бургер, и его тут же вырвало. Я погладила Ники по голове и сказала, что мама скоро вернется и что я позвоню его папе.
В Англии было семь, когда я позвонила Шону. Я была в таком отчаянии, что – глупейшим образом – забыла о разнице во времени. Судя по голосу, Шон был спросонья.
– Я вас разбудила? Прошу прощения! – Зачем я извинилась? У него жена пропала!
– Вы меня не разбудили, – заплетающимся языком проговорил он. – Кто это?
Я испытала нечеловеческое искушение захихикать. Мне всегда было интересно, останется ли у Шона его шикарный британский акцент, если разбудить его от глубокого сна. Акцент остался.
– Это подруга Эмили, – сказала я. – Стефани.
– Стефани, – повторил Шон. Он понятия не имел, кто я такая, хотя видел меня много раз. – Что случилось, Стефани?
– Не хочу выглядеть паникершей, – сказала я, – но Эмили оставила Ники у меня, и я не знаю… где она и когда собирается вернуться домой. Наверное, я ее плохо поняла, я не знала, что Ники останется…
Я прямо-таки слышала, как терпение Шона испаряется. Пффф!
– Она в командировке, – ровным голосом сказал он. – Уехала на пару дней. – Очень определенно, очень ясно.
– О, – сказала я, – какое облегчение. Простите, что потревожила.
– Ничего. И звоните, если снова будет нужно… Стефани.
Только после того, как мы распрощались, я сообразила: Шон не спросил, как Ники. Какой он отец? Какой муж? Неужели он ни капли не беспокоится о жене? Но с чего бы ему беспокоиться. Они оба уехали в командировки, каждый в свою. Они так живут. Неужели я верю, что муж с женой созваниваются каждый вечер, если они не вместе?
Кроме того, я его разбудила. Многие мужчины долго не могут прийти в себя, если их разбудить. Еще одна роскошь, которую мать-одиночка не может себе позволить.
Вечером Эмили не вернулась. Я не перезвонила Шону и снова сделала вид, что все в порядке. Обычный вечер с детьми. Время от времени Ники принимался плакать. Я разрешила мальчикам залезть в мою кровать и посмотреть мультики, пока не пришла пора ложиться спать. Я затолкала все плохое на задворки сознания, чему мамам иногда приходится научиться. Надо просто потерпеть. Подождать еще день. Сейчас я могу только ждать.
К следующему вечеру, когда Шон прилетел из Англии, Эмили так и не вернулась. Шон позвонил мне из аэропорта. Теперь у него тоже был встревоженный голос. Он оставил вещи дома, где надеялся (или боялся!) найти Эмили, а потом поехал прямо ко мне.
Едва услышав папин голос, Ники вылетел из детской. Порывисто обхватил отца. Шон подхватил сына на руки, поцеловал, прижал к груди.
Каким-то образом то, что Шон у меня в доме и обнимает своего напуганного, но храброго маленького мальчика, превратило мой водянистый страх в ледяную глыбу.
Это все на самом деле. Моя подруга пропала без вести.
Мамы! Где бы вы ни были – пожалуйста, помогите.
С любовью,Стефани8
Стефани
У всех есть секреты, говаривала моя мать. Не очень-то полезно говорить такое дочери, если хочешь вырастить ее здоровым человеком, который сможет выстраивать здоровые отношения с другими здоровыми людьми. Но у мамы, безусловно, были свои резоны.
Через четыре дня после смерти отца, а мне тогда было восемнадцать, в нашу дверь постучал какой-то незнакомец. Мать выглянула в окно и сказала: “Стефани! Смотри, твой отец”.
Я слышала выражение “обезуметь от горя”, но мама была вполне в своем уме. Конечно, у нее сердце разрывалось по моему отцу. Они очень любили друг друга. Во всяком случае, насколько я знала.
Наверное, мы с матерью еще не верили по-настоящему, что папы больше нет. Он много путешествовал, и с того дня, как его во время партии в гольф (недалеко от нашего дома в прелестном пригороде Цинциннати) сразил инфаркт, нам казалось, что он просто в командировке. Он был заместителем директора в фармацевтической компании и ездил на конференции и встречи по всей стране.
Ну ладно; на самом деле моя мать имела в виду: “Смотри. Вот твой отец, когда ему было двадцать четыре. В год, когда мы поженились”.
Я выглянула в окно.
Молодой человек, стоявший на нашем крыльце, был женихом со свадебного фото моих родителей.
Я никогда его раньше не видела, хотя у меня возникло чувство, что я всю свою жизнь смотрела на него каждый день. Да так оно и было. Он присутствовал в моей жизни во взятой в рамку фотографии на пыльном пианино.
Единственное отличие состояло в том, что незнакомец был в джинсах и джинсовой куртке, а не в белом смокинге, и темные волосы стильно подстрижены, а не зализаны назад, “под Элвиса”, как у папы на свадебной фотографии.
