— Но это же полностью меняет порядок гостей за столом!
И тут же стала жаловаться, что цены на цветы взвинтили вдвое из-за тли, которая распространилась по Европе. Потом я выслушала рассказ про бестолковую поставку продуктов и про список дорогущих свадебных подарков, отправленный по неправильному адресу, и про белые туфли, которые неимоверно жмут и неизвестно, как в них можно пройти хоть два шага, и только тогда я смогла наконец вставить слово и объяснить, почему именно Ричард не придет на свадьбу.
Мэри замолчала.
Я шмыгала носом и слушала пустоту в трубке.
— Лиззи, милая, — услышала я наконец, — но ты же не хочешь сказать, что тоже не придешь?
Разумеется, именно это я и хотела сказать. Я думала, Мэри поймет. Даже если забыть о том, что тебя только что бросили, быть подружкой невесты — кошмар, если тебе перевалило за четырнадцать. На дворе двадцать первый век. В наше время в космос могут послать целый женский экипаж. Женщины во всем мире открывают лекарства от неизлечимых болезней, ведут переговоры с целью урегулирования военных конфликтов и пишут романы, заставляющие человечество задуматься о своей судьбе. Но когда девушка идет в церкви следом за невестой, в платье, которое больше подошло бы шестилетней девочке, никого из присутствующих даже близко не интересуют ее достижения. Им наплевать, даже если она стала президентом фирмы или только что подписала контракт на издание трех своих книг. Единственное, что их интересует, — что же все-таки не так с этой девушкой, раз она сама до сих пор не замужем?
А меня, к тому же, еще и бросили только что. Бросили! И это сделал не просто друг или случайный молодой человек, это сделал Ричард — любовь всей моей жизни. Мой единственный. Мой любимый. Не может же Мэри, зная это, требовать от меня присутствовать на свадьбе и быть в центре внимания почти наравне с ней! Брошенная девушка в розовом платье с рюшами — вот так зрелище! Нет, это пытка. Организация «Международная амнистия» пришла бы в ужас. Даже злейшему врагу не пожелаешь такого.
— Мэри, — начала я, уже ненавидя себя за то, что собиралась сказать, — боюсь, я действительно не…
Закончить мне не дали.
— Ублюдок! Самовлюбленный ублюдок! — заорала Мэри. — Скотина, как он мог так поступить со мной!
— Мэри, не с тобой, а со мной, — резонно заметила я. — Ричард бросил меня.
— Я выхожу замуж уже в субботу, — продолжала она, не обращая внимания на мою реплику, — разве он не знает, как это трудно? Я вся на нервах. Мне только что пришлось перезаложить дом, чтобы заплатить за цветы; поставщики убеждают меня согласиться на лосося вместо заказанных устриц, потому что они, видите ли, неправильно меня поняли; туфли от Эммы Хоуп все в крови, потому что я стерла ноги еще на примерке, а теперь еще и ты хочешь оставить меня одну только потому, что этот гад Ричард умудрился бросить тебя именно сейчас! Я могла бы догадаться, что он подложит мне какую-нибудь свинью, — продолжала тараторить Мэри, — он всегда ненавидел меня, Лиззи. Все время, что вы с ним встречались, он осуждал меня. И не пытайся этого отрицать. Он специально решил отравить лучший день в моей жизни. Так вот, этого я ему не позволю! Свадьбу он мне не испортит. Даже если мне придется притащить тебя в церковь за волосы, ты будешь рядом со мной!
Последнюю фразу она произнесла уверенно и непреклонно.
— Но я ужасно выгляжу, — прохныкала я.
— Да брось, — парировала Мэри, — подружка невесты и не должна выглядеть сногсшибательно. — Я заеду за тобой завтра в два, и мы поедем на репетицию.
Мэри повесила трубку. Видимо, решила разобраться с поставщиками.
Вот так и получилось, что я оказалась перед выбором: либо напялить платье с рукавами-фонариками, либо лишиться лучшей подруги. Я вернулась в комнату и, рухнув на диван, уставилась в потолок — мое постоянное занятие в последнее время. В пять часов мама принесла мне тарелку куриного супа. Пришлось сесть и проглотить ложку, потому что мама смотрела на меня не отрываясь. Горло болело.
— Что сказала Мэри? — спросила мама.
— Что завтра заедет за мной и повезет на репетицию.
— Да? Значит, ты не отказалась быть подружкой на свадьбе?
— Она грозится убить меня, если я откажусь.
Мама с облегчением похлопала меня по руке.
— Что ж, Мэри столько денег потратила на платье, — напомнила она. — В любом случае тебе стоит пойти на прием. Подружке невесты достаются все неженатые мужчины, приглашенные на свадьбу.
Она сделала широкий жест, обводя рукой комнату так, словно в ней толпились десятки женихов.
— Спасибо, мам, — вздохнула я.
Вот как мама все это воспринимает: «Рассталась с одним? Найди другого». Да о каком другом может быть речь? Это же не колготки поменять, в конце концов. Ричард один, другого нет. Не пойдешь в «Маркс энд Спаркс» и не купишь другого, такого же качества, с таким же вкусом и запахом. Это в двенадцать лет можно было вылечиться от любви, отправившись на свидание с новым кавалером, поярче накрасив губки. Сейчас этот номер не пройдет.
— Кто знает? — продолжала мама. — Может, тебе даже приглянется шафер?
— Мама!
Это еще менее вероятно. Шафером будет мой бывший. Его зовут Брайан Корен, он учился вместе с нами в университете. Сейчас он банкир, живет и работает в Нью-Йорке, где, кстати, и родился. В Англию он прилетает специально на свадьбу Мэри и, к слову сказать, с «прицепом» — у него есть невеста.
— Ешь суп, — сказала мама. Она поняла, что меня не взбодрить перспективой нового романа. — Ты совсем отощала.
— Я не могу есть, — проныла я. — Я хочу умереть.
— Нельзя, — спокойно сказала мама. Таким же тоном она говорила, когда я хотела покончить с собой перед экзаменами в университете. — Ты должна пойти на свадьбу. Постарайся не думать об этом подлеце.
Подлец. И это мой Ричард!
Мама оставила меня одну и прикрыла дверь. Я вновь уставилась в потолок.
Ричард, мой Ричард. Как же так случилось, что мы расстались? Как случилось, что я лежу и смотрю в потолок на детской кровати в доме родителей, а он — где-то в Лондоне, в другой кровати, с кем-то другим.
С кем-то другим?!
Нет, только не это, пожалуйста, только не это! Меня опять затошнило.
В голове у меня «заело», как старую пластинку, и я снова и снова прокручивала в памяти наш последний разговор. Ричард, мужчина, который каждую ночь твердил, что любит меня, закончил последний телефонный разговор признанием в том, что я стала для него «обычной и неинтересной». «Ниже его уровня». Это было вчера, когда я позвонила ему в три часа ночи и заставила ответить, в чем причина нашего разрыва. Он сказал, что вся «глубина его любви» — это моя выдумка. Он даже попытался убедить меня в том, что его признание в любви в утро страшного дня «к делу не относится». Вот и сказке конец, как говорится.
