— Должна сказать, звучит все это соблазнительно.
Они вновь обменялись улыбками.
— Вот и мне так кажется, — сказал он. — Я был в тебе уверен.
В разговор вмешалась Морвенна:
— Я знаю, что вы страстный сторонник мистера Глад стона.
— Дорогая Морвенна, он величайший политик нашего столетия.
— А как же Пиль? А Пальмерстон? — спросил Джастин Картрайт.
Бенедикт пренебрежительно махнул рукой.
— Говорят также, что мистер Дизраэли — блестящий государственный деятель, — добавила Морвенна.
— Этот выскочка! Вся его карьера держится на лести королеве.
— Ну-ну! — сказал Джастин. — Неужели дело этим и ограничивается? Этот человек гениален.
— Разве что в искусстве саморекламы.
— Но он стал премьер-министром.
— Ну да, на месяц-другой…
Моя мать рассмеялась:
— Я чувствую, что сейчас мы окончательно утонем во внутренней политике. Когда состоятся дополнительные выборы, Бенедикт?
— В декабре.
— Им придется быстро принимать решение.
— Да, времени на подготовку мало. Тем не менее, я успею подготовиться.
Ни я, ни Патрик не могли ни словечка вставить в этот разговор. Интересно, чувствовал ли он то же самое, что и я? О нашем присутствии совершенно позабыли. Обычно после долгой разлуки родители желали выслушать все мельчайшие подробности: каковы наши успехи в верховой езде, научились ли мы брать барьер, чем занимались бабушки с дедушками, какая стояла погода и тому подобное.
А теперь они были увлечены разговором о реформаторских планах мистера Гладстона в отношении Ирландии. И, конечно, Бенедикт Лэнсдон знал об этом все. Он выступал с речью, а остальные составляли его аудиторию. Мы узнали о том, что мистер Гладстон озабочен состоянием дел в Ирландии и растущими раздорами в этой стране и что он убежден: решение вопроса — в самоуправлении.
Вот так, по нашему с Патриком мнению, Бенедикт Лэнсдон испортил наше возвращение домой.
* * *
С тех пор этот человек занял господствующее положение в нашей жизни. Он стал постоянным гостем в нашем доме. Когда мы с мамой выходили на прогулку в парк, он часто присоединялся к нам. Они разговаривали друг с другом и, казалось, совсем забывали о моем присутствии, хотя время от времени Бенедикт обращался ко мне. Он интересовался моими успехами в верховой, езде и говорил, что неплохо нам будет как-нибудь проехаться всем вместе.
Как и предполагала моя мама, он был выдвинут кандидатом и подумывал о том, чтобы купить дом в Мэйнорли. Он хотел, чтобы мама съездила туда и дала ему добрый совет.
Мне не терпелось, чтобы Лэнсдон побыстрее уехал.
Немного оглядевшись, он снял там меблированный дом, но по-прежнему часто бывал в Лондоне.
Приближался ноябрь. В парках сгребали в кучи палые листья, и в воздухе постоянно ощущался запах тлеющей листвы. Стояла туманная погода, деревья были погружены в голубоватую дымку, отчего выглядели несколько таинственно. Мы с Патриком всегда любили это время года. Мы разгуливали по ковру из листьев и выдумывали разные фантастические истории с нашим участием. В них мы поражали всех окружающих своей храбростью, изобретательностью и ловкостью.
Но в этом году не очень-то мечталось. Мной часто овладевало легкое уныние.
А потом я узнала худшее.
Я отправилась в постель и, как обычно, читала — мисс Браун разрешала мне это делать до тех пор, пока она не приходила тушить свечи.
В комнату вошла мама. Ее глаза сияли. Я уже слышала прежде выражение «сияет от счастья», и именно так выглядела сейчас моя мама. Она светилась каким-то внутренним светом. Я никогда не видела такого откровенного счастья.
Мама присела на край кровати и обняла меня.
— Ребекка, — сказала она, — я хочу, чтобы ты узнала об этом первой.
Я повернулась к ней и уткнулась лицом в ее плечо.
Она нежно поворошила мои волосы.
— Мы всегда были вдвоем, правда? Ты и я, вместе.
Конечно, есть и другие родственники, мы очень любим их всех, но что касается нас, то мы всегда были очень близки и любили друг друга. И так будет всегда, до тех самых пор, пока мы живы.
Я кивнула. Меня начинал пугать этот разговор, поскольку какой-то инстинкт подсказывал мне, что она собирается сказать. И гром грянул:
— Я собираюсь снова выйти замуж, Ребекка.
— Нет, нет, — пробормотала я.
Она крепко обняла меня.
— Ты обязательно полюбишь его так же, как я. Это замечательный человек. Я узнала его еще совсем юной… тогда я была чуть-чуть постарше, чем ты сейчас. Нас всегда связывала самая тесная дружба, — Ты вышла замуж за моего отца, — напомнила я.
— Да… но я уже давно вдова… очень давно.
— Десять лет, — сказала я. — Он умер еще до моего рождения.
Она кивнула.
— Ты не спрашиваешь… — начала она.
Мне не нужно было спрашивать. Я уже знала. Во всяком случае, не успела я открыть рот, как она произнесла:
— Это мистер Бенедикт Лэнсдон.
Хотя я заранее знала ответ, все равно это было для меня ударом. Мама сказала:
— Ты обязательно полюбишь его, Ребекка. Он совершенно необыкновенный человек.
Я ничего не сказала, но, когда прозвучала первая фраза, моя душа запротестовала: «Никогда». Да, я знала, что он необычный человек, но я люблю обычных, милых, добрых людей.
— Мы будем жить так же, как и прежде, — продолжала мама.
— Это невозможно, — возразила я.
— Ну, небольшие изменения, разумеется, произойдут, причем к лучшему. Ах, Ребекка, я так счастлива!
Я очень давно люблю его. Он отличается от всех, кого я знала. Когда мы были детьми, у нас были общие приключения, но потом он уехал, а я встретила твоего отца.
— Мой отец был великим человеком… героем…
— Да, я знаю. Мы были счастливы вместе, но он погиб… и он не хотел бы, чтобы я скорбела по нему вечно. Ребекка, ты будешь довольна. У ребенка должен быть отец.
— У меня есть отец.
— Я имею в виду любящего человека, который всегда будет рядом и поможет тебе советом.
— Но я ему не дочь.
— Ты станешь его приемной дочерью. Ребекка, не пытайся все испортить. Я так счастлива сегодня. Я и не надеялась найти в жизни такое счастье. Тебе нужно привыкнуть к этой мысли. Что ты там читаешь?
— «Робинзона Крузо».
— Интересно, правда? Накануне я видела, как эту же книгу читал Патрик.
