Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
– Certamente.
– А как же Вы тогда…
– Это и есть то уважение к древним традициям, на котором настаивала императрица. Таким образом, она меня убедила, что, пока общество живет определенными обычаями, ни в коем случае их нельзя искоренять, даже если они являются чуть старомодными.
– Виноват, не понял, – с недоумением признался Куракин. – Вы хотите сказать, что сейчас день? А днем будет ночь?
– Нет, сейчас ночь. Общий день начинается, когда начинается ночь. А сейчас ночь, и какая глубокая!
– Ничего не понимаю, – Куракин взглянул на длинный клюв своей маски. – То есть как… то есть, когда же вы тогда, позвольте спросить, спите тут в Венеции?
– О, в Венеции так весело, что у нас нет времени спать! – Казанова попросил бокал шампанского.
Зная непредсказуемый характер Казановы, Пезаро опять заволновался, что тот ляпнет что-нибудь неблагоразумное. Но когда он увидел, с каким глубоким интересом русские прислушиваются к рассказам Казановы, он приятно удивился, и волнения его исчезли. Глаза Марии Федоровны безустанно моргали, и ее пухленькие щечки покрылись краской. Граф дю Нор тоже попросил бокал шипучки, пока Салтыков тщательно объяснял что-то на ухо озадаченному Куракину, как учитель нерадивому ученику.
– А что Вы еще видели в России? – с любопытством спросила графиня дю Нор.
– Я помню, как в начале лета никто ночью свечей не зажигал, поскольку небо оставалось светлым, и, чтобы понять, наступила ли ночь, из Петропавловской крепости раздавался пушечный выстрел.
– Изумительно! – крикнул Канова, высовываясь из толпы.
– Я помню, – продолжал Казанова, – как однажды зимой, и какой зимой, мои изнеженные венецианские ушки аж окостенели, один поп крестил младенца в ледяной Неве. Во льду прорубили дыру, и поп, держа младенца, как Ахилла, за пятку, макал его в реку.
– Ах! – вскрикнул кто-то из венецианцев.
– Да, детей у нас рано закаляют, – сказал Салтыков.
– А потом я помню Москву. Aх… красавица Москва! Сколько церквей! Сколько колоколов! И все неподвижны. То есть, когда они звонят, они не качаются, как у нас, – глаза Казановы зажглись от воспоминаний. – О, Москва! Вот это настоящая Русь! Сколько щедрости, сколько набожности, сколько глубины человеческой! И сколько соперничества, Ваше Сиятельство, между москвичами и петербуржцами.
– Да, да, к сожалению, это есть, – вздохнул граф дю Нор.
– Ничего, ничего. От диалектики страна только богаче становится.
– Тоже верно.
– А какие чудесные ваши православные службы! Я целыми днями стоял в московских церквях. В буквальном смысле.
– Ха-ха-ха! – засмеялись русские.
– Нет, так и надо. Так и надо. Перед Богом надо чуть поднатужиться. Мы, католики, уж слишком удобно располагаемся на наших скамьях. Уж слишком снисходителен наш Папа Римский.
– А Вы не можете объяснить, Ваше Благородие, – педантично спросила жена Салтыкова, поняв по чрезмерной услужливости Казановы, что титул его был ниже графского, – почему католики крестятся слева направо?
Венецианцы и русские посмотрели друг на друга с живым интересом.
– Это очень просто, сударыня, – Казанова повертел своей тростью, довольный титулованием, с которым к нему обратилась русская графиня. – Дело тут лингвистическое. Как все знают, православная литургия – это греческая литургия. Вы креститесь, произнося греческие слова «агион пневма», а мы латинские «спиритус санктус». У вас сначала ставится прилагательное «святой», а потом существительное «дух». А у нас наоборот: сначала существительное, а потом прилагательное. Следовательно, и порядок крестного знамения вы начинаете с правого плеча и переходите на левое, а мы с левого на правое, то есть, вы идете с востока на запад, а мы с запада на восток.
– Браво! – захлопала графиня дю Нор.
– А почему именно левое плечо, – занудно упорствовала жена Салтыкова, – отождествляется с духом, а правое – с его атрибутом?
– Отличный вопрос! – Казанова взмахнул плащом. – Однако не смею разглашать такие глубокие теологические тайны. Лучше спросить батюшку Феодосия, настоятеля Греческой православной церкви Святого Георгия, тут у нас, в сестьере Кастелло.
– Православная церковь? – заинтересовался граф дю Нор. – У вас есть православная церковь?
– Да. Основана в XVI веке греками, чьи предки бежали из Константинополя после его захвата турками. Если Ваше Сиятельство изволит, завтра можно подгондолить к утрене.
– Отменная идея, синьор Казанова! И если нам позволит наш почтеннейший прокуратор, то я хотел бы попросить Вас возглавить нашу экскурсию.
Цесаревич не только начал питать симпатию к этому красноречивому и эксцентричному венецианцу, он также понимал, что такую лисицу, как Казанова, лучше держать поближе к себе, чем подальше. А то черт знает какой номер он, обидевшись, может выкинуть.
– Конечно, – со скрытой неуверенностью ответил Пезаро, с укоризной поглядывая на Казанову, который, прекрасно уразумев характер этого взгляда, ответил Пезаро саркастической улыбкой.
– Ничего не понимаю, – прошептал Куракин Салтыкову, слегка пошатываясь и клювом маски почесывая свой затылок.
– Я приму Ваше предложение, Ваше Сиятельство, но только при одном условии, – твердо и торжественно сказал Казанова.
– Условие? – насторожился цесаревич. – Какое же это условие?
– Я приму Ваше предложение, только если Вы представите меня этим трем восхитительным грациям, скрывающимся за спиной вашей супруги.
Венецианцы сделали шаг вперед, поближе к русским. Антонио Канова искал самый выгодный ракурс, чтобы лучше понять, о каких именно грациях говорил Казанова, поскольку в графской свите пребывало пять-шесть дам. У схватившегося за голову Мудреца Гримани глаза полезли на лоб.
– А… эти грации, – граф дю Нор неохотно повернулся к трем девушкам, мягко, но самоуверенно улыбавшимся позади графини.
Островитяне зашептались, и скоро выяснилось, что грации, о которых говорил Казанова, были те три дамы в черных соболях, гордо сошедшие с причалившего судна минувшим утром. Венецианские мужчины тут же поправили свои парики, а женщины вытащили лорнеты. Даже музыканты спустились с ярусов и прошаркали в сторону русских. Зал горел нетерпением услышать голоса этих трех молодых красавиц.
– Перед тем как я Вас им представлю, синьор Казанова, разрешите сначала представить вам гофмейстерину графиню Анну Юлиану Бенкендорф, супругу графа Христофора Ивановича. Мадам Бенкендорф заведует фрейлинским штатом.
– Аншанте, мадам, – Казанова осторожно поцеловал ей руку, стараясь не всматриваться в ее суровое, неулыбчивое лицо.
– А тут, да, хм-м… – промямлил цесаревич, важно поглядывая на трех красавиц. – Эти три грации – выпускницы Смольного института благородных девиц, основанного самой императрицей сразу после вступления на престол. Начиная слева, – он подвел к ним Казанову, – мадемуазель Екатерина Ивановна Нелидова, дочь поручика графа Ивана Дмитриевича Нелидова.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
