Рита, чувствуя, что мне нужно какое-то личное пространство, хотя и не понимая причин этого чудачества, пожертвовала свою комнатушку для шитья, переименовав ее в «кабинет Декстера». Здесь, конечно, можно разместить компьютер, несколько моих книг, компакт-диски и, как я полагаю, палисандровую шкатулку. Все это прекрасно, но как оставить их там без присмотра? Особенно шкатулку. Коди и Эстор я мог бы объяснить все без труда. Но что делать с Ритой? Может быть, стоит попытаться спрятать шкатулку? Соорудить тайный проход за фальшивой книжной полкой, ведущий по винтовой лестнице в мое темное убежище? Или убрать коробку в пустой и достаточно большой тюбик из-под пены для бритья? Одним словом, это была серьезная проблема.
До сих пор я не очень старался торчать в своем новом жилье, хотя и держал в «кабинете» разделочные ножи и клейкую ленту для герметизации труб. Наличие того и другого объяснялось моей страстью к рыбной ловле и любовью к кондиционерам. Ну да ладно, решение проблемы придет позже, а пока мне надо торопиться на свидание с этим испорченным молодым человеком.
Итак, я отправился в кабинет, чтобы взять темно-синюю спортивную сумку, которую хранил для особо торжественных случаев. Испытывая сладкое предвкушение, я извлек сумку из стенного шкафа и сложил в нее свои игрушки — нераспечатанный рулон ленты, разделочный нож, перчатки, шелковую маску и, на всякий случай, моток нейлоновой веревки. Итак, все готово. Я ощущал ни с чем не сравнимое стальное возбуждение, в моей голове гремела варварская музыка. Сердце Темного Пассажира колотилось со страшной силой. Я повернулся, чтобы уйти…
И едва не наступил на двух молча взирающих на меня детишек.
— Он хочет пойти, — сказала Эстор, а Коди утвердительно кивнул, не сводя с меня своих немигающих глаз.
Все знают, и я в это свято верю, что Декстер обладает острым языком и быстрым умом, но когда я проиграл в уме сказанные Эстор слова, пытаясь найти в них тайный смысл, у меня воспроизвелось лишь нечто похожее на: «Он хойти».
— С тобой, — терпеливо пояснила Эстор так, будто говорила с умственно отсталой горничной. — Коди этой ночью хочет пойти с тобой.
Исходя из общечеловеческого опыта можно предположить, что эта проблема рано или поздно должна была возникнуть. И если честно, то я этого ожидал. Но только значительно позже. Не сейчас. Не на пороге Ночи Необходимости. Не в тот момент, когда каждый волосок на моем загривке, встав дыбом, вопиет от нетерпеливого желания выскользнуть в холодную ночь, чтобы в стальной ярости…
Ситуация, бесспорно, требовала серьезного осмысления, но мои нервы возмущенно требовали выпрыгнуть в окно и умчаться в ночь. Однако я каким-то непостижимым образом ухитрился сделать глубокий вдох и обратил все свое внимание на милую парочку.
Душа Декстера-Мстителя окаменела в результате жестокой травмы, полученной в детстве, и мне удалось эту самую душу полностью заблокировать. Травма сделала меня таким, и я уверен, что хлюпал бы носом и ощущал себя несчастным, если бы вообще мог чувствовать. Эти двое, Коди и Эстор, получили те же шрамы. Наркоман-отец издевался над ними и колотил до тех пор, пока они навсегда не отвернулись от солнечного света и леденцов. Мой мудрый приемный отец, воспитывая меня, прекрасно понимал, что избавить ребенка от этих шрамов так же невозможно, как загнать ядовитую змею обратно в яйцо.
Но обучить можно. Гарри тренировал юного Декстера, формируя из него нечто такое, что нападает лишь на других хищников в человеческом обличье, на монстров и упырей, прокладывающих охотничьи тропы в городе. Я сохранил непреодолимую тягу к убийствам — вечную и неизменную, — однако Гарри научил меня находить и истреблять лишь тех, кто согласно жестким стандартам ветерана-полицейского подлежит уничтожению.
Когда я понял, что Коди всем своим существом похож на меня, я обещал себе, что встану на Путь Гарри, на тропу, которая поможет мне поднять мальчика до вершин Темной Справедливости. Но для этого требовалось бесконечное множество уроков и объяснений, сопровождаемых таким же количеством осложнений. Прежде чем позволить мне разминочные упражнения с бродячими животными, Гарри почти десять лет вкладывал в мою голову нужные знания. А я пока даже не начал работать с Коди, хотя и понимал, что, несмотря на мое ощущение в себе Джедая-Наставника, не могу приступить к этому немедленно. Я предполагал, что Коди в конечном итоге будет вынужден согласиться стать таким, как я, и моя задача — помочь ему. Но только не сейчас, не этой ночью. Не в ту минуту, когда луна так игриво манит меня из окна, тащит к себе, словно желтый товарный поезд, застрявший в моих мозгах.
— Я вовсе не… — начал я, намереваясь отрицать все и вся. Но они смотрели на меня с таким подкупающим выражением холодной уверенности во взгляде, что я остановился. — Нет, — произнес я после продолжительной паузы. — Он слишком мал.
Они обменялись короткими взглядами, в которых для них содержалась целая беседа.
— Я говорила ему, что ты скажешь именно так, — пояснила Эстор.
— И оказалась права.
— Но, Декстер, — продолжила Эстор, — ты обещал, что покажешь нам принадлежности.
— Покажу, — ответил я, ощущая, как призрачные, ледяные пальцы ползут вдоль позвоночника, чтобы схватить и вытащить меня за дверь.
— Когда? — не унималась Эстор.
Я смотрел на них, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, я ощущал жгучее желание выпрыгнуть в окно, а с другой — мне хотелось завернуть их обоих в мягкое одеяло и убить всех, кто к ним посмеет приблизиться. А еще я был не против того, чтобы взять детишек за шиворот и стукнуть друг о друга их маленькие головенки. Последнее могло бы стать компромиссным решением.
Неужели это и есть подлинное отцовство?
Все мое тело горело холодным огнем, требуя немедленного бегства. Устоять перед этой настойчивостью было почти невозможно, однако я снова ухитрился сделать глубокий вдох и, придав лицу нейтральное выражение, сказать:
— Завтра вам в школу. Поэтому пора отправляться в постель.
Они посмотрели на меня так, словно я их предал, что я, по правде говоря, и сделал, превратившись в Детолюбивого Декстера, в то время как они хотели видеть во мне Демонического Декстера. Но тем не менее я был прав. Нельзя брать детей на ночное потрошение добычи, а утром требовать от них знания азбуки. Даже мне бывает трудно появляться на работе утром после очередного маленького приключения, а у меня ведь есть перед ними преимущество: я могу выпить кубинского кофе, и столько, сколько захочу. Кроме того, они и вправду были слишком малы.
— А ты, выходит, уже вырос? — произнесла Эстор убийственно-насмешливым тоном десятилетнего ребенка.
— Но я же действительно вырос, — сказал я. — И хочу быть по отношению к вам справедливым. — Когда я это говорил, мои зубы нестерпимо ныли от желания убежать, но тем не менее это было сущей правдой. Они одарили меня взглядами холодного презрения.
— А мы думали, что ты не такой, как все, — сказала она.
— Не понимаю, как я могу быть не таким, как все, и выглядеть при этом человеком, — ответил я.