– Ну как? – шепотом спросил Мартин.
Ивейн пожал плечами.
– Ты помнишь, что произошло, или все забыл?
Только Ивейн хотел ответить, что он, разумеется, все помнит, а то, что произошло, было всего лишь нелепым фокусом, как заметил, что сидевшие перед ними обернулись. Они смотрели не на сцену, а на него. Все зрители в зале на него уставились. Линдеман солгал – до «позади» было еще далеко.
– Это он? – спросил гипнотизер.
Ивейн посмотрел на сцену.
– Это твой отец?
Мальчик посмотрел на Артура, потом на Линдемана, потом снова на Артура. И кивнул.
– Не подниметесь ли вы ко мне на сцену, Артур?
Артур покачал головой.
– Вам кажется, что вы не хотите. Но на самом деле хотите. Поверьте.
Артур рассмеялся.
– Это не больно, не опасно, вам даже может понравиться. Сделайте нам одолжение.
Отец снова покачал головой.
– Вам и впрямь не хочется знать, что будет?
– На меня эти штуки не действуют! – крикнул Артур.
– Возможно. Очень может быть, такое тоже иногда случается. Именно поэтому вам и стоило бы подняться ко мне.
– Выберите кого-нибудь другого.
– Но мне бы хотелось видеть именно вас!
– Почему?
– Потому что мне так хочется. Потому что вы убеждены, что не хотите.
Артур покачал головой.
– Ну же!
– Давай, иди уже, – прошептал Эрик.
– Это же так интересно, – поддакнул Мартин.
– На нас все смотрят, – добавил Ивейн.
– Ну и что? – парировал Артур. – Пускай смотрят! Почему вы, дети, всегда всего стыдитесь?
– Давайте все вместе позовем Артура! – воскликнул Линдеман. – Отправьте его ко мне, покажите, что хотите его видеть, похлопайте, если желаете, чтобы он вышел на сцену. Хлопайте изо всех сил!
Грянули оглушительные аплодисменты, раздались крики и топот, словно ни для кого из присутствующих не было ничего важнее желания гипнотизера, словно увидеть Артура на сцене было бы для всех них высшим счастьем. Шум становился все громче, к нему примешивались новые и новые голоса: публика аплодировала и подзадоривала Артура. Тот не двигался с места.
– Ну пожалуйста! – вскрикнул Эрик.
– Пожалуйста, выйди к ним, я тебя прошу, – присоединился Мартин.
– Только ради вас, – ответил отец и встал. Пробравшись сквозь ликующую толпу к проходу, он поднялся на подмостки. Линдеман сделал быстрое движение рукой, и в зале воцарилась тишина.
– Со мной вам не повезло, – произнес Артур.
– Вполне возможно.
– На меня эти штуки правда не действуют.
– Тот милый мальчик – это ваш сын?
– Мне очень жаль, но вы действительно выбрали не того. Вам нужен был человек, которого вы бы сначала огорошили, а потом втянули в милую беседу, выведали бы у него что-то, над чем могли бы посмеяться, позабавив зрителей. Может, опустим это? Вы не сумеете меня загипнотизировать. Я знаю, как работает гипноз. Немного давления, немного любопытства, желание оправдать ожидания, страх сделать что-то не так – и вуаля! И, разумеется, жажда новых впечатлений. Но ко мне это все не относится.
Линдеман молчал. Стекла его очков блестели в свете софитов.
– Они слышат наш разговор? – указал Артур на лежащие неподвижно тела.
– Сейчас они заняты другим.
– И вы хотите сотворить со мной нечто в этом роде? Заставить меня придумать себе новую жизнь?
Как же у отца получается так, подумал Ивейн, что в зале слышно каждое его слово – микрофона у него нет, говорит он тихо, но все равно его речь звучит отчетливо. Он стоял в расслабленной позе, так, словно был с гипнотизером один на один и имел право задавать ему любые вопросы, приходящие ему в голову. И вид у него был уже не отсутствующий – напротив, казалось, что происходящее его забавляет.
Линдеман же впервые за все это время казался неуверенным. Он по-прежнему улыбался, однако лоб его был нахмурен. Он взялся за оправу, снял очки, снова надел, потом опять снял, сложил и сунул в нагрудный карман, спрятав за зеленый платок. После этого он поднял правую руку и как бы накрыл ею лоб Артура.
– Смотрите на мою ладонь.
Артур усмехнулся.
Левой Линдеман коснулся его плеча.
– Смотрите на мою ладонь, не отводите взгляда, смотрите на нее. Смотрите на мою ладонь.
– Я и смотрю!
По залу пронесся смешок. Линдеман на мгновение скривился.
– Смотрите на мою ладонь, смотрите на нее. Смотрите на мою ладонь, только на нее, больше ни на что, смотрите на мою ладонь.
– Не вижу ничего необычного.
– А вы и не должны, – в голосе Линдемана сквозило недовольство. – Просто смотрите! Смотрите на мою ладонь, смотрите на нее, больше ничего не нужно.
– Вы пытаетесь сконцентрировать на себе мое внимание, так? Вот в чем дело. Внимание, направленное на само внимание. На то, как оно направлено на самое себя. Это замкнутый круг, и вот ты уже не можешь…
– Там, в зале, ваши сыновья?
– Верно.
– Как их зовут?
– Это имеет значение?
– Я спросил, как их зовут.
– Ивейн, Эрик и Мартин.
– Ивейн и Эрик?
– Как рыцарей Круглого стола.
– Расскажите о себе.
Артур промолчал.
– Расскажите о себе, – повторил артист. – Здесь все свои.
– Говорить особо не о чем.
– Какая жалость! Печально, если это и вправду так.
Линдеман опустил руку, наклонился к Артуру и посмотрел ему прямо в глаза. Было тихо, слышалось только негромкое жужжание, то ли стрекот кондиционера, то ли щелканье наэлектризованного воздуха вокруг софитов. Гипнотизер сделал шаг назад, скрипнула половица, один из лежавших на сцене застонал.
– Кто вы по профессии?
Артур молчал.
– Или вы ничем не занимаетесь?
– Я пишу.
– Вы пишете книги?
– Если бы то, что я пишу, напечатали, то да, это были бы книги.
– Вам отказывали?
– Пару раз.
– Очень жалко.
– Ничего страшного.
– Вас это не смущает?
– Я не тщеславен.
– Ой ли?
Артур опять промолчал.
– Вы не похожи на человека, ничего не ждущего от жизни. Вы бы хотели считать себя таковым, но это не так. Я тоже вас таковым не считаю. Никто в это не верит. Чего вы на самом деле хотите? Здесь все свои. Скажите, чего вам хочется?
