Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
– Так вот, в семьдесят пятом году был убит некий Самойлов Георгий Фролович, год рождения 1945-й. А теперь смотрите сюда… – Натан Ефимович перегнулся через стол и все листы вместе с фотографиями перевернул, оставив последний. – Читайте.
– «Смотри 1961 год», – прочел Щукин и непонимающе уставился на эксперта.
– Вот это убийство, – положил перед ним еще одну папку Натан Ефимович. – В шестьдесят первом году был убит Самойлов Фрол Пахомович, год рождения 1906-й. Улавливаете?
– М-м-м… – промычал Щукин, соображая. – Они родственники.
– Разумеется! Сначала был убит отец в шестьдесят первом, потом его сын в семьдесят пятом. Но! Посмотрите в конец.
Щукин перевернул страницы и увидел запись: «См. 1955 год».
– Что, был убит и дедушка?
– Нет. Вот папка. В том году был убит Хижняк Демид Харитонович.
– Он родственник этим двум?
– Нет. Убийство Хижняка произошло даже не у нас, а в шахтерском городе, километрах в восьмидесяти отсюда. Был Хижняк сначала… как бы точнее выразиться… что-то типа надсмотрщика. Дело в том, что после войны освобожденных из концлагерей пленных возвращали на родину, а потом заставляли отбывать новый срок на исправительных работах, ведь попадание в плен считалось предательством. Многих вообще из фашистского концлагеря отправляли в наши лагеря. Ну, вам это, думаю, известно. Так вот, Хижняк следил за работой шахтеров – бывших узников фашистских концлагерей. После смерти Сталина его перевели с должности надсмотрщика на должность начальника участка. Кстати, в день убийства Хижняка на той же шахте произошла еще одна загадочная смерть – шахтер упал в выработанную шахту. Когда делали вскрытие тела, врачи едва не задохнулись от алкогольных паров, отсюда сделали вывод, что это был несчастный случай. Правда, неясным осталось, зачем он пьяный пошел на шахту, к тому же один. Но, как говорится, пьяному море по колено. Краткие сведения об этом случае есть в папке Хижняка. А Хижняк был убит. В то время далеко не все следственные органы находились на должном уровне, работникам из центра приходилось выезжать на особо тяжкие преступления на места, так я и попал на это дело.
– А в чем связь между теми тремя убийствами и покушением на Самойлова?
– Сейчас поясню, – потирая руки и заерзав на стуле, сказал Натан Ефимович. Он был страшно горд и сиял. – По хронологии первым убили Хижняка в пятьдесят пятом, потом Самойлова Фрола – в шестьдесят первом, только затем Самойлова Георгия – аж в семьдесят пятом. А теперь самое важное. Убийца стрелял из пистолета системы «вальтер П-38»! И последнее. Он выпустил в каждую жертву по семь пуль! Да, во всех трех телах было по семь пуль, отсюда проистекает: почерк один, значит, убивал тоже один и тот же человек.
– Ничего себе!
У Щукина мороз пробежал по коже: неужели предстоит копаться в делах давно минувших дней? Как убийства в далеком прошлом связываются с покушением на Валентина Самойлова? Этого просто не может быть. Тем временем Натан Ефимович, довольный произведенным впечатлением, имел в запасе еще одно интересное сообщение, и он не замедлил его выложить:
– А теперь скажите: какое отчество у Валентина Самойлова?
Щукин полез в стол, достал протокол с места преступления:
– Георгиевич.
– Я так и думал! – торжествующе воскликнул Натан Ефимович. – Он – сын Георгия и внук Фрола Самойловых. Понятно? Совпадения быть не может.
– Ну и что? Валентин сам сказал мне, что его деда и отца убили, но он не знает обстоятельств смерти. Еще пошутил: мол, что за напасть на его семью. Взаимосвязь-то в чем?
– В Валентина, – нарочито загадочно заговорил Натан Ефимович, – стреляли из того же пистолета, что в его отца и деда. Ошибки здесь нет. Когда вы прочтете результаты экспертиз тех лет и сравните с сегодняшними, сами поймете это. К тому же я сфотографировал пули с гильзами тогда и сейчас, снимки имеются в папках с подробными описаниями дефектов. Все дефекты совпадают с теми пулями и гильзами, которые мы изъяли в гараже Самойлова Валентина. Не знаю, кто так ненавидит эту семью и преследует ее, но налицо данность: против Самойловых существует заговор, который тянется из прошлого. Так-то!
Натан Ефимович, конечно, загнул насчет заговора, но совпадения были слишком очевидны. И одновременно нереальны. Щукин осведомился:
– Скажите, те убийства были раскрыты?
– К сожалению, нет. И последнее! – возвел палец вверх Натан Ефимович. – Вы, Архип Лукич, не обратили внимания на количество патронов в пистолете и количество выпущенных пуль. Патронов в «вальтере» помещается восемь, а пуль было выпущено семь во всех четырех случаях. Один патрон убийца оставлял. Интересно, зачем?
– Не знаю, не я же стрелял.
– А ведь и в этом существует некий смысл. Во всех случаях, включая Хижняка, выпущено семь пуль, а восьмую убийца оставлял. Ну, Архип Лукич, я вам дал все имеющиеся у меня материалы, а дальше вы уж сами с ними работайте. Мне страшно любопытно, что здесь кроется. Скажу только, что стреляли в Валентина Самойлова с какой-то целью. Мне так кажется. А вот почему не убили, как убили отца и деда… загадка. Да, да, загадка! Согласитесь, подобные загадки редкость. У вас не чешутся руки?
Ох, не до чесотки тому было! В душу Щукина залезла паника: кажется, над ним снова взяла шефство мадам Неудача. И только шестое чувство несмело подсказывало – пожилой эксперт дал ключик к разгадке чьей-то тайны.
Майский вечер замер в преддверии дождя. Скрипка то страдала в низких регистрах, то смеялась на высоких тонах, но не раздражала. Укутавшись в плед, Муза раскачивалась в гамаке и слушала переливы скрипки, которую терзал Софрон Леонидович – старинный папин друг. Одинокий Софрон Леонидович настолько привязался к Тригубам, что стал как бы полноправным членом семьи. Музыкант он самодеятельный, но тем не менее неплохой. Родители с детства готовили его в профессионалы, да не сложилось, время помешало, а оно на долю отца и Софрона Леонидовича выпало тяжелое. Однако трудно встретить более удовлетворенных во всех смыслах людей – он и папа ценят жизнь, умеют радоваться малому, а уж энергии в них хватит на десятерых.
Скрипка задержалась на тонюсенькой ноте, которая некоторое время дребезжала, словно пыталась сорваться со струны, и внезапно умерла. Муза вздохнула, перевела хмурый взгляд на дом. Как им всем там хорошо… Перед ужином решили послушать Софрона Леонидовича, наверное, сейчас рассыпаются перед ним в любезностях и комплиментах. Разве существенно, какую пьесу разучил Софрон Леонидович? Разве важна сейчас музыка? Да все они просто обязаны окружить заботой и любовью Валентина, а его оставили в покое, предоставили самому себе! Так нельзя. Муза сердилась на родных.
Первый раз после зимы на даче собрались все домочадцы, включая сестру и брата. Обычно это был маленький праздник в конце недели, потом субботний день проводили вместе, а к вечеру разъезжались кто куда, оставив родителям детей. Сегодня все не так – нет праздника, нет веселья, нет покоя. Валентин лежит наверху, изучает потолок, а Муза чувствует себя лишней в его обществе. Несколько дней подряд они приезжают на дачу после работы, и так проходит каждый вечер. Конечно, она понимает состояние мужа, сочувствует ему, переживает за него, но… надо же что-то и самому делать! Хотя бы трясти следователя. Пока Муза не разговаривает с ним на эту тему, щадит его, только бездействие еще никому не помогало, неужели Валентин не догадывается об этом? В общем, Муза была недовольна абсолютно всем и всеми.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
