Затмила мне весь женский род Та, что в душе моей царит. При ней и слово с уст нейдет, Меня смущенье цепенит, А без нее на сердце мгла. Безумец я, ни дать ни взять! Всей прелестью своих красот Меня другая не пленит, – И если тьма на мир падет, Его мне Донна осветит. Дай бог дожить, чтоб снизошла Она моей утехой стать![13]
Сибилла несколько раз перечитала эти строки. Она испытывала двойственное чувство: с одной стороны, Гизельхар привлекал её (статен, красив, красноречив, храбр, отличный охотник…), с другой – его мечта заполучить королевство была призрачной. И Сибилла это отчётливо понимала. Не для того Петроний Квинт, пятый сын своих родителей, покинул дом в Равенне и отправился искать счастья в Бургундии, чтобы его красавица-дочь связала свою жизнь с человеком, не имеющим ни малейших перспектив в будущем.
В этот момент Сибилла приняла окончательное решение: она будет принадлежать Гизельхару только в одном случае, если он станет крупным землевладельцем. Пусть не королём, но по крайней мере соправителем, наместником или регентом…
Она убрала свиток подальше и ничего не стала говорить о нём Кримхильде.
* * *
Гунтар выслушал Петрония, подписал все надлежащие бумаги и пожелал остаться в одиночестве. Ибо ему было о чём подумать. Лангобарды… Гунны… Названия этих племён нещадно сверлили его мозг.
Если уж сам Аэций Флавий, зарекомендовавший себя талантливым полководцем и дальновидным политиком, отправился на поклон к кочевникам… Чего вообще можно ожидать от варваров? Противостоять им сообща? Увы, это было невозможно. Договориться с саксами, тюрингами и фризами было непросто. Особенно с фризами. Их королевство, расположенное севернее нижнего течения Реймса, занимало на сегодняшний момент наивыгоднейшее положение. Франки не стремились захватить холодные земли, напротив, они целенаправленно подвигались в Белгику. Фризов беспокоили своими набегами разве что племена данов. Да и то нечасто, потому как в Кастра Ветере[14] (вернее, в его предместье, которое впоследствии получило название Триценсима) ещё два с половиной столетия назад Рим расквартировал Тридцатый легион «Ульпия Виктрикс». Хотя в последнее время (судя по отдельным слухам, долетавшим до Ворбетамагуса) боеспособность отдалённого легиона, сформированного в основном из германцев, резко снизилась. Забытый Римом, нерегулярно получавший жалованье (так же как и Первый Италийский легион), «Ульпия Виктрикс» был близок к распаду. Часть солдат и командиров переженились на местных женщинах и предпочли гражданский образ жизни. Другие же стали, по сути, наёмниками. Король Зигмунд Вёльсунг платил им жалованье. И «Ульпия Виктрикс», сократившийся вдвое, охранял королевство фризов от данов и викингов, пытающихся на своих кноррах и драккарах подняться по Рейну и разграбить Кастра Ветеру.
Гунтар не был трусом, ему приходилось отражать нападения саксов, тюрингов и фраков. Он не испытывал страха, идя в бой, потому как сражался с равными себе и прекрасно разбирался в их тактике. С гуннами же всё было по-другому. Кочевники подчинили себе все племена, живущие вокруг Понта Эвксинского. Затем под их натиском пала римская провинция Паннония. Гунны крепко обосновались на её земле и превратили Виндобону, в которой когда-то жил наместник, в свою столицу. Из Паннонии они предпринимали дерзкие и молниеносные набеги против соседей: лангобардов (с которыми гунны договорились впоследствии и стали союзниками), дакков, маркоманнов, венетов, иллирийцев.
Аэций Флавий сумел-таки найти общий язык с гуннами, а это было отнюдь не просто. Ему даже пришлось провести у них некоторое время в заложниках, в то время кочевниками правил Руа. Римский полководец даже выступал вместе с гуннами в совместных военных кампаниях. Но со смертью Руа всё изменилось, власть над гуннами унаследовал его брат Мундзук. А он, увы, с Римом ни о чём не договаривался.
Не прошло и месяца со дня правления нового вождя, как Бургундию потрясла весть: несмотря на достигнутые договорённости Руа и Аэция Флавия гунны и их союзники нарушили установившийся хрупкий мир и атаковали приграничные земли Норика и Реции. По слухам, кочевники располагали тридцатью тысячами всадников. И эта лавина, сметающая всё на своём пути, устремилась на римские провинции. Первыми пострадали приграничные деревни и военные форты.
Однако римские легионы, расквартированные в провинциях, находились в боевой готовности и загодя стянули свои силы к границам с лангобардами и гуннами. Несмотря на то, что земли провинций были наводнены соглядатаями Мундзука и Агинмульда (однако Аэций Флавий также сумел извлечь выгоду из жадности кочевников), римские легионы предприняли решающий марш-бросок, устремившись в приграничные районы. Силы Третьего Италийского легиона отправилась из Субмукториума в Августу Винделику, Второго легиона – в Лаврикус. Восьмой легион «Августа» по решению Галлы Плацидии и её военных советников было решено незамедлительно перебросить в провинцию Норик, которая по их разумению должна подвергнуться основному удару неприятеля.
