— Закрой глаза и падай себе спокойно, — ответил ему другой.
— Ой, я совсем забыл. В термос же надо было набрать воды про запас.
— А я кроме воды в термосе ещё запасся и ментоловой водичкой на всякий случай. Хочешь, поделюсь с тобой? Мама говорила, что, когда в пути станет особенно тяжело, надо отпить чуть-чуть и тогда сразу станет легче.
— Интересно, а почему мама мне не дала этой водички?
— Ну, так я тебе дам, говорю же. Нельзя думать плохо о маме.
Да, как вы, наверное, уже догадались, это самое дерево гинкго и было для них всех мамой. В этом году мама родила тысячу златоглавых детишек, тысячу плодов дерева гинкго. Но вот настал тот день, когда все дети должны были покинуть мать, чтобы отправиться в дорогу. И настолько горевала она при мысли о расставании с детьми, что растеряла до сегодняшнего дня все свои золотые волосы формы веера.[11]
— Не знаю, куда я попаду, — тихонько промолвила одна девчушка, задумчиво подняв лицо к небу.
— И я не знаю, — ответила ей другая, — что касается меня, мне вообще никуда идти не хочется.
— А мне всё равно, что бы со мной ни случилось, лишь бы остаться здесь, вместе с мамой.
— Тебе же говорят — нельзя. Талдычил же тебе об этом ветер каждый день.
— А я всё равно не хочу, не хочу.
— Что же выходит, нам всем придётся расстаться?
— Да, придётся. Мне уже всё равно в этом мире ничего не надо.
— И мне тоже. Я была так эгоистична до этого. Простите меня, друзья.
— Нет, это я, я была такой избалованной. Вы меня простите.
А тем временем небо на востоке, бывшее когда-то бледно-фиолетовым, как лепестки колокольчика, пожухло и потеряло силу. Можно было заметить, что сквозь его завесу уже начало пробиваться белое сияние зарождающегося утра. Звёзды гасли одна за другой. А два плода-мальчугана, сидящие на самом-самом верху дерева гинкго, продолжали свой неторопливый разговор:
— Уже рассвело. Я счастлив. Я знаю наверняка, что стану золотой звездой.
— И я стану. Наверняка. Стоит нам упасть, как нас подхватит северный ветер и закружит в небо.
— Я не думаю, что это будет северный ветер, он не очень-то ласковый. Я думаю, что в нашем случае это будут птицы.
— Да, наверное, птицы. Я их очень уважаю, потому что они могут в мгновение ока перелетать так далеко, что не будет даже видно. Если попросить, то, я думаю, они захватят нас двоих и отвезут прямо в голубое небо.
— Давай, давай попросим. Ох, скорей бы уж они прилетели.
А на том же дереве, только немного ниже, разговаривали ещё двое мальчишек:
— Я первым делом пойду во дворец абрикосового короля[12] и поймаю того дурня, что похитил абрикосовую принцессу. Этот дурень точно где-то там прячется.
— Да уж, наверняка. Однако это очень опасно. Этот дурак, говорят, просто огромен. Он может в нашу сторону дунуть, и нас ветром снесёт.
— Не бойся, у меня припрятано кое-что на этот случай. Так что всё будет в порядке. Хочешь, покажу?
— Так это же сеть, сплетённая из маминых волос.
— Да, так и есть, это матушкин подарок. Она говорила, что, если почувствуешь, что грозит опасность, надо скорее спрятаться в эту сеть.
Я вот что придумал. Положу волшебную сеть за пазуху и пойду к дурню. Скажу ему: «Эй, дурень, алло. Будешь меня сегодня есть или не будешь?» Он, конечно же, страшно разозлится и, без сомнения, меня проглотит. А я уж ему в животе такое устрою, что будьте любезны.
Я ему там тиф устрою, и он помрёт. Тут уж я вылезу, возьму под руки абрикосовую принцессу и поведу во дворец. Свадьбу сыграем, всё как положено.
— Вот как здорово. Если всё выйдет, как ты задумал, ты меня на свадьбу не забудешь пригласить?
— Да, конечно же, приглашу, какие тут могут быть разговоры. Я и страну сразу поделю пополам и тебе половину отдам. А матушке я буду посылать каждый день сладости.
Звёзды на небе уже совсем погасли. Восточная часть небосвода пылала белым светом. Вдруг листья на дереве гинкго зашевелились и заволновались. Кажется, пришло время отправляться в путь. Слышно было, как говорили двое мальчишек:
— Ой, мне кажется, ботинки малы. Ну их, пойду босиком.
— Не беспокойся, возьми мои, поменяемся. У меня на размер больше.
— Махнёмся. Ой, спасибо. Как раз подошли.
— Кажется, у меня тоже проблема. Я не могу найти пальто, подаренное матушкой, — говорила одна девочка другой.
— Так скорее же ищи. На какой ветке ты его оставила?
— Я не могу вспомнить.
— Да ты и вправду попала в беду. Там же будет очень холодно. Ты должна найти пальто во что бы то ни стало.
— Посмотри, вкусный ведь хлебушек. И личико изюма из него так аппетитно выглядывает. Скорей клади его в сумку, а то госпожа Солнце уже выходит, — продолжали свой разговор мальчишки.
— Ой, спасибо, непременно отведаю. Спасибо.
— Ну, пошли тогда вместе.
— Я в затруднении. Никак не могу найти это пальто. Что же мне делать? — говорила всё та же девчушка.
— Пошли вместе тогда. Я тебе буду иногда давать своё поносить. Если будем замерзать, замёрзнем вместе, — отвечала ей сестра.
Тем временем небо на востоке всё белело и уже начало тихонько волноваться. Дерево-мать стояло, не шевелясь, точно мёртвое. Как вдруг пучок света, подобно золотой стреле, вырвался и ударил вниз. Дети дерева гинкго разом запрыгали и засветились от радости. С севера вдруг резко подул ветер, холодный и прозрачный, словно льдина.
— Прощай, мама. Прощай, мама, — словно дождь, посыпались разом дети с веток дерева гинкго.
Засмеялся северный ветер.
— И в этом году они, как всегда, говорят «прощай» своей матери — так приговаривал он, удаляясь, расправляя всё шире и шире своё стеклянное манто.[13]
Солнце залило восточный небосклон светом, сверкающим, подобно драгоценным камням. Оно дарило своё тепло печальной матери — дереву гинкго и её детям, впервые отправляющимся в путь.
