Маркиз понял ход ее мыслей и с удивлением подумал, что такого ему еще никто не говорил. Он бы не смог точно сказать, какие чувства в нем вызвало это признание его новой знакомой.
— Полагаю, нам стоит вернуться к вашим проблемам. Так как вас в Лондоне никто не ждет, никто не встретит и не будет опекать, город покажется вам страшным и весьма неприветливым местом.
Девушка обеспокоенно посмотрела на него.
— У меня никто ничего не сможет украсть, так как у меня ничего нет.
— Я имел в виду не деньги, — ответил маркиз, поражаясь ее наивности.
— Тогда я не могу представить, какие еще опасности могут мне угрожать, разве только что дядя Лайонел натравит на меня… судебных исполнителей, хотя, по-моему, тетя Мери, поняв, что я сбежала… только обрадуется.
— А как насчет вашей кузины Сары? — вскинул брови маркиз.
— Она не могла выносить присутствие в доме еще одной девушки, даже несмотря на то, что со мной обращались как со служанкой, не позволяя спускаться к столу… когда приезжали гости.
— В это невозможно поверить: ведь вы родная племянница графа!
— Как он мне неоднократно повторял, я всего лишь сирота без гроша за душой, навеки опозоренная… собственной матерью. По-моему, на самом деле все… боялись, что, если меня увидят в их доме… снова… начнутся пересуды.
— Пожалуй, это больше похоже на правду, — согласился маркиз и замолчал, углубившись в собственные мысли.
Проехав еще немного вперед, фаэтон свернул с главной дороги и начал подниматься в гору по обсаженной ровными рядами деревьев аллее. Достигнув вершины холма, маркиз направил экипаж в ворота парка, и Ула удивленно взглянула на него.
— Куда мы направляемся?
Маркиз ничего не ответил, пока не остановил фаэтон под сенью развесистого лайма. Усталые лошади замерли на месте, и маркиз, небрежно держа поводья одной рукой, повернулся к Уле, чтобы получше рассмотреть ее.
Пока они ехали, девушка поправила шляпку и немного пригладила растрепавшиеся волосы, и маркиз увидел, что они золотистые, как и у ее кузины Сары — напоминающие бледное сияние первых лучей рассвета. У Улы было маленькое личико сердечком и неестественно огромные глаза, нежно-серые, как грудка голубя. В ней было что-то детское и невинное. Казалось, Ула прямо-таки источает какую-то чистоту, что еще больше придавало ей сходство с миниатюрным ангелом.
Словно почувствовав на себе оценивающий взгляд маркиза, девушка повернулась к нему. Хотя она и вскинула гордо подбородок, показывая, что не позволит унизить себя, у нее в глазах мелькнула тень страха.
— Ула, я собираюсь вам кое-что предложить, — сказал маркиз, — и мне хочется, чтобы вы очень основательно подумали над моими словами.
— Да… конечно, — ответила девушка и тут же встревоженно поинтересовалась: — Но вы ведь не собираетесь… вернуть меня домой?
— Мне следовало бы сделать это, — ответил маркиз, — но я всегда не любил — больше того, испытывал отвращение к грубости и насилию, хотя мне с трудом верится, что с молодой беззащитной девушкой можно обходиться так, как, по вашим словам, обращался с вами дядя Лайонел.
Подбородок Улы вздернулся чуточку выше.
— Может быть… мне не следовало бы… жаловаться незнакомому человеку… но я всегда говорю только правду. Моему отцу было бы… очень больно… если бы я поступала иначе.
— Разумеется, я вам верю, Ула, — поспешил заверить ее маркиз, — и именно поэтому я не поступаю так, как мне следовало бы поступить. Я не собираюсь отвозить вас назад в Чессингтон-холл.
— Благодарю вас… благодарю вас! — с заметным облегчением воскликнула Ула. — На какое-то мгновение я испугалась, что вы собираетесь… сделать именно это… и вам было бы так легко догнать меня… если бы я попыталась убежать.
— Очень легко, — согласился маркиз, — но я не хочу, чтобы вы бежали от меня. Я хочу, чтобы вы помогли мне и в то же время себе самой.
— Помочь вам? — недоверчиво переспросила Ула, но страх покинул ее засиявшие глаза.
— Вы очень расстроены тем, что происходило в доме вашего дяди, — начал маркиз. — И я тоже расстроен, хотя и несколько по другому поводу.
— Что вам сделали в Чессингтон-холле? Что вам… сказали? — порывисто воскликнула Ула. — Весь дом был взбудоражен в ожидании вашего приезда. Все были совершенно уверены, что вы попросите руки Сары. Почему вы не сделали этого?
— Я не намерен вдаваться в подробности, — надменно произнес маркиз. — Вам достаточно знать следующее: я обнаружил, что ваша кузина совершенно не похожа на тот образ, который я себе сотворил, и, как я уже говорил, я не собираюсь жениться на ней, впрочем, и на ком бы то ни было еще!
— Жениться нужно только в том случае, если любишь, — тихо заметила Ула.
Она решила, что маркиз не расслышал ее слов, так как он продолжал:
— Эту историю следует забыть и больше не вспоминать, но у меня есть одно предложение, от которого, уверен, вы не откажетесь.
— Какое? — заинтересовалась Ула.
— Вы должны стать» несравненной «, о чем столько мечтали, и бросить вызов своей кузине, превратившись в пользующуюся самым восторженным поклонением молодую женщину высшего света!
Ула изумленно уставилась на него, раскрыв глаза так широко, что они, казалось, заполнили все ее лицо. Затем она поспешно отвернулась, вымолвив:
— Вы издеваетесь надо мной, потому что… с моей стороны было слишком самонадеянно… мечтать о таких вещах… даже в грезах.
— Я нисколько не издеваюсь над вами, — возразил маркиз. — Больше того, я собираюсь воплотить ваши мечты в жизнь.
Девушка снова повернулась к нему. Недоверие, любопытство, надежда попеременно отражались на ее лице.
— Что такое… вы говорите, ваша светлость? Боюсь показаться… очень глупой, но я… не понимаю.
На какое-то мгновение маркиз сжал губы в тонкую линию. Затем он сказал:
— Я намереваюсь преподать хороший урок вашей кузине и вашему дяде тоже за совершенно непростительное поведение в отношении вас.
Он произносил эти слова, думая, что только бесчувственный изверг способен поднять руку на столь хрупкое и нежное создание, как эта юная девушка, слушающая его широко раскрыв глаза.
Белая кожа Улы обладала прозрачностью перламутра, и маркиз вздрогнул от мысли, что к чему-то столь нежному и прекрасному телу прикасалась тяжелая жестокая рука.
Понимая, что Ула ждет от него объяснений, он сказал:
— Мы свернули к дому моей бабушки, вдовствующей герцогини Рэксхем. Она уже достигла весьма преклонного возраста, но до сих пор полна энергии и не знает, чем занять свободное время.
И маркиз продолжил решительным тоном:
— Я намереваюсь просить ее ввести вас в светское общество, дав понять тем, кому никогда не хватает тем для сплетен, что я, безусловно, считаю вас самой красивой девушкой!
