Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
Десять лет миновало. Свободу дали крестьянам. Только поди знай, что с этой свободой делать! Все при своих господах так и остались. И вот пришла весть, будто царский сын старший, цесаревич Николай Александрович, поехал по Руси-матушке, народ русский посмотреть и земли, поля да леса, окинуть своим хозяйским взором. Ждали его и в Костроме. А баронесса вздумала именно в эту пору снова навестить брата. И заявилась с дочкой своей. А при дочке, при Анхен, приехала и Фроська.
Приехала – и сразу выпросилась к дядюшке с тетушкой в деревню. Гостинцев приволокла три узла: шали, материю на сарафаны, на рубахи, сласти заморские. Василию Тимофеевичу немецкую водку шнапс в глиняной бутылке привезла.
Павловы глазам не верили, на Фроську глядючи. Никогда такой красоты не видели. Неужели родная кровь? Племянница? Павловская порода? Сказочная королевна, а не девка!
Оказалось, что живет она при молодой барышне Анне Генриховне не просто как горничная, а как подружка задушевная. Компаньонка. Барышня с ней компанию водит, значит. Госпожа баронесса ее тоже полюбила. Хорошо, словом, Фроське! Вот ведь что значит вовремя дитяти затрещину дать! А не заревела бы она тогда – прошло бы счастье мимо.
Сначала Фроська приказала, чтоб ее на немецкий лад звали Флора, как ее зовут господа, однако с русского языка эта чужеземщина не шла – стали кликать прежним именем. Фроське в деревне показалось так весело, что решила она прожить у своих несколько дней. А что? У Василия Тимофеевича не какая-нибудь там курная изба, а полное благолепие. И горница большая, и на печи чистота, и на полатях блох нет. С тех пор как Фроську увезли, на Павловых барские милости так и посыпались, а староста перед ними на задних лапках ходил. Обжились на загляденье!
Василий Тимофеевич сходил в город, благо путь недальний, три версты, пал барыне с барышней в ножки, слезно просил племянницу родненькую на побывку отпустить, обещал, что не даст пылинке на нее сесть и ветру дунуть.
Родственники не знали, куда Фроську посадить, чем угостить, но вскоре привыкли. Она одежки свои заморские скинула, в рубаху да сарафан нарядилась, лапотки обула, волосы в косу заплела… и будто не уезжала никуда. С сестрами и в поле, и в огород, и в лес по ягоду, и на посиделки, и на мостки белье мыть-катать… Потом барин прислал сказать, что Фроська должна быть в числе тех крестьянских девок, которые станут встречать царевича и благодарить за ту свободу, которую царь-батюшка дал народу. Выбирали для этого первых красавиц, а Фроська была красавица. Она собралась и ушла в город, на другой день вернулась и спать легла сразу. Взглянула Варвара на нее, на спящую, а у ней рубаха сзади в крови…
Вот и взвыл Василий Тимофеевич, вот и начал вопить дурным голосом…
Распочали девку! Обгуляли! Вот те и сдувал дяденька пылинки с племянницы! Что ж теперь будет-то? Как об этом барыне сказать?
А Фроська спала сладким сном и улыбалась.
– Ну, пускай только проснется! – грозно крикнул Василий Тимофеевич. – Я у нее кулаками выбью правду, где да с кем! Вместе с зубами выплюнет!
– Христос с тобой, – простонала жена, высунувшись из-за занавески. – Побьешь – и впрямь погибель настанет. А так… если смолчим… глядишь, и обойдется.
– Как смолчим? – дико оглянулся на нее Василий Тимофеевич.
– Да так, – вкрадчиво шепнула жена. – Фроська нам ни слова про то, где да с кем наблудила, ну и мы никому ни слова. Не видели, не слышали, знать не знаем, ведать не ведаем. Что нам ее девство? Не родная ведь, кус отрезанный. Она уже завтра к барышне возвращаться должна. Один денек потерпим, помолчим, а там – скатертью дорога!
Василий Тимофеевич растерянно моргнул, не в силах поверить, что слышит от жены такой разумный совет. А ведь баба дело говорит! Но он, конечно, не мог вот так, сразу, признать, что баба на сей раз умнее да хитрее оказалась.
– Несешь незнамо что, – недовольно буркнул он. – Шила в мешке не утаишь! А коли окажется она брюхатая?
– Так ведь кто узнает, где и когда надуло? – пожала плечами жена. – Мы со свечкой не стояли. А ты, Тимофеич, ей ни словечка, ни полсловечка. Как ни в чем не бывало! Шум – дурная слава. А мы потихонечку…
Василий Тимофеевич задумчиво кивнул. Фроську надо бы выпороть да выдрать, однако… Но это означает всю свою жизнь псу под хвост бросить. Пожар разгорится – не загасишь. А вот если сразу на искру наступить… А может, и впрямь обойдется? Господь милостив… Главное – молчать!
И Василий Тимофеевич крепко прижал палец к губам.
– Тебе нравится быть взрослым? – спросил Никса своим мягким, негромким голосом. Он всегда говорил только так. Папá смеялся: «Пищишь, как девчонка! Ты атаман всех казачьих войск, генерал – а сю-сю, ля-ля… Бери с Сашки пример. Вот у него голос так голос! Командир! За таким и солдаты, и народ в огонь и в воду! А за мямлей-девчонкой… нет!»
Саша не любил, когда его приводили в пример Никсе. Так быть не должно. Никса – старший брат. Он будет государем. Саша навсегда останется его самым верным подданным. Нехорошо, когда при подданном судят государя, при младшем брате – старшего. За это Саша обижался на папá. Вот мамá – она любит Никсу больше других, и это правильно. Как же его не любить? Он лучше всех. Самый добрый, самый первый Сашин друг. Толстяк, Сейчик, Утка (так дома называли Володю, Алексея и Машу) и маленькие – те не в счет. Они просто – братья и сестра. А Никса – друг. Конечно, Саша ни за что не решился бы перечить папá, но ему очень хотелось напомнить, как Никса однажды командовал солдатами, и те его отлично слушались, а ведь ему было всего шесть дет. Да-да, Саша это помнил, хоть ему тогда было только четыре. Он вообще многое помнил из своего раннего детства, и это всегда было связано с Никсой. Так вот, про тот случай… Папá и мамá куда-то уехали, в другую страну. Во время их отъездов дедушка, государь-император Николай Павлович, и бабушка, Александра Федоровна, уделяли внукам больше внимания, чем при родителях. Каждое утро Никса и Саша приходили здороваться с императором, он часто брал их на прогулки или кататься. Однажды Николай Павлович велел остановить свой шарабан, где сидел с внуками, около гауптвахты Большого Петергофского дворца и сказал Никсе:
– Ты от рождения шеф лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка. Твой полк стоит на карауле. Приказываю распустить караул!
Саша перепугался и схватил брата за руку: очень уж грозный вид был у дедушки! Как бы Никсе не онеметь с испугу! А тот ничего… разжал пальцы брата:
– Так точно, ваше величество! – И выбрался из шарабана.
Саша высунулся и увидел, как Никса стал во фрунт перед караулом и бойко скомандовал:
– Слу-шай! На пле-чо! К но-ге! В сош-ки![6]
И солдаты выполнили его команды. Дедушка Никсу похвалил, но заметил, что командовать надо громче. А зачем? Даже когда Никса говорил тихо, его все равно слушались. Императору необязательно кричать. Его должны слушать, даже если он станет шептать!
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
