«Множество народа устремилось посмотреть на прекрасное местечко, преобразованное усердными руками городского садовника господина Валкера, — писал корреспондент эстонской газеты „Walgus“. — Вид отсюда — великолепен». Отмечая, что преображенная горка по праву может считаться одним из красивейших парков Таллина, корреспондент выражал опасение: поблизости — балаганы Нового рынка и распивочные рынка Русского. Не ровен час — хулиганы погубят благое начинание.
Отцы города, вероятно, предвидели подобное развитие событий. Потому в кусты сирени, высаженные по периметру парка, была запрятана ограда… из колючей проволоки. Ну, а тем, кто вздумал бы преодолеть и ее, было не избежать встречи с парковым сторожем. Специально для него была выстроена «служебная квартира»: назвать эллипсообразную в плане неоготическую башню, пристроенную к остаткам средневековых предвратных укреплений, просто «сторожкой», откровенно говоря, язык не поворачивается.
На горке у Вируских ворот были проложены гравиевые дорожки, высажены полсотни декоративных растений и пять с половиной сотен кустов. Для «уединенных разговоров» была возведена ажурная металлическая беседка, сохранившаяся поныне.
Кроме того, для облегчения подъема на горку выстроили каменные лестницы, перед наиболее эффектной из которых был установлен фонтан: три отлитые из чугуна танцующие грации украшали его. Похоже, он стал первым общественным фонтаном в центре города: до того этот элемент паркового убранства можно было встретить либо в Кадриорге, либо же в частных садах и палисадниках.
Время от времени городские власти вспоминали о благоустройстве: перед самой Первой мировой войной, например, решили срочно заменить здешние керосиновые фонари новомодными электрическими — неясно, правда, был ли реализован утвержденный проект.
* * *
Складывается неистребимое ощущение, что при всех своих достоинствах благоустроенная горка у Вируских ворот постоянно наводила таллинцев на мысль еще более «улучшить» ее — или задействовать еще более эффективно.
В начале двадцатых годов, например, городские власти обсуждали возможность оборудовать в «младшей» из башен Вируских ворот… подстанцию электрического трамвая, а в уцелевших от бастиона подземельях разместить трансформаторные будки.
Каким-то мистическим образом горка притягивала к себе доброхотов от монументальной пластики: в 1901 году автор статьи в «Ревельских известиях» предлагал строить памятник броненосцу «Русалка» не на далеком морском берегу а именно здесь — в самом центре.
В конце тридцатых годов бывший бастион определили как место возведение монумента павшим в войне за государственную независимость Эстонии: открыть его предполагалось к двадцатипятилетию начала боевых действий, в ноябре 1943 года.
Пока шло обсуждение будущего, разбитый на горке в конце девятнадцатого столетия парк медленно, но верно приходил в запустение. Пост паркового сторожа был упразднен, в его жилище-башне заработало кафе, но репутацию места оно не спасало.
Газетная хроника тридцатых годов время от времени сообщает то о грабителях, покушающихся на провинциалов, по рассеянности забравшихся на горку, то о представителях нетрадиционной сексуальной ориентации, ищущих здесь себе пару.
Удар Второй мировой по нынешней Мусумяги был нанесен точечный, но от этого — не менее болезненный. В дни обороны Таллина летом 1941 года прямым попаданием авиабомбы разрушена была псевдосредневековая башня ворот Виру.
Новые хозяева — оккупационные власти нацистской Германии — не нашли ничего лучше, как захоронить на самом высоком месте парка шестерых солдат, погибших во время штурма города. На южном склоне горки была разбита клумба в виде силуэта… танка.
Не позднее лета 1944 года оказался утрачен и фонтан: его скульптура пала жертвой кампании по сбору металла, который на оккупированных нацистами территориях принимал форму организованного грабежа культурных ценностей.
* * *
Трудно сказать, почему именно горка у Вируских ворот оказалась обласкана вниманием вернувшейся в Таллин советской власти прежде других пострадавших объектов.
Перво-наперво уже к лету 1945 года на место сгинувших «Трех граций» встали «Мальчики с рыбой»: облик их настолько «буржуазен», что заподозрить в фонтане послевоенную скульптуру с первого раза нелегко.
Следом фактически с нуля была отстроена башня-сторожка: восстановление постройки, решенной в духе неоготики, в ту пору, когда без жалости уничтожались пострадавшие в войну памятники готики подлинной, выглядит необъяснимым курьезом.
Тем более что вскоре появилась идея полностью перепланировать всю горку, по сути превратив ее в пьедестал памятника Победы. Проект так и остался на бумаге, но республиканскую доску почета у подъема со стороны улицы Валли все же открыли.
На том пафос преобразований, по счастью, и иссяк: даже плакаты с портретами вождей, устанавливавшиеся здесь в послевоенную пору к октябрьским праздникам, оказались лишь временным явлением. Горка, похоже, избавилась от совершенно несвойственной ей политической роли. Парк на ней решили сохранить, частично перепланировав, частично восстановив вымерзшие в суровые военные зимы насаждения сирени.
Такой — чуток запущенной, но от этого не менее очаровательной — запечатлена она на кинопленке: в начале семидесятых годов Георг Отс исполнил здесь «Песню о Таллине», ставшую едва ли не первым «музыкальным клипом» таллинской тематики. «…Я только в него влюблен», — каждым рефреном признавался легендарный баритон в чувствах к городу, который он, вопреки записи в метрике, по праву мог считать для себя родным.
* * *
И все же — почему именно она, Мусумяги, Поцелуева горка? Чему или кому обязана она своим романтическим именем?
Само расположение бывшего бастиона может навести на ложный след: хронист Бальтазар Руссов писал в начале XVI века о «возмутительном обычае» горожан времен католичества — встречая и расставаясь, многократно целоваться.
Обычай оказался живуч: служивший в Ревеле последней трети XVIII века домашний учитель из Веймара Христиан Шлегель отмечал, что здешние юноши, в отличие от германских сверстников, целуют своим возлюбленным при встрече не руку, а уста.
Городские ворота, конечно, для расставаний и встреч — самое подходящее место. Но топоним Мусумяги — не настолько древний. В разговорной речи таллинцев он закрепился не ранее рубежа двадцатых — тридцатых годов прошлого века.
Объяснений у названия существует два: романтическое и приземленное. Согласно первому, заросли сирени привлекали на горку влюбленных: ажурная парковая беседка стала местом первого поцелуя для поколений таллинских гимназистов и школьников.
Вторая версия гораздо циничнее: говорит она о том, что в первой половине XX века полиция — с равным рвением и царская, и эстонская — гоняла девиц легкого поведения с главной торговой артерии Старого города — улицы Виру. Не желая терять клиентуру, «ночные бабочки» при приближении постового «вспархивали» на ближайшую горку. И уже из парка посылали своим потенциальным клиентам воздушные поцелуи: отсюда, дескать, и название.
