– Ничуть не бывало! – возмутился его светлость, уязвленный до глубины души. – Боже милосердный, мадам, не полагаете же вы, что я смог бы задеть колеса пяти экипажей, если бы пребывал подшофе?
Его мать позволила носовому платочку выпасть из внезапно помертвевшей руки.
– Задеть колеса пяти экипажей? – запинаясь, повторила она, глядя на сына так, словно усомнилась, в своем ли он уме.
– Пяти, которые ехали друг за дружкой и при этом без остановки! – подтвердил виконт. – Мне дьявольски не повезло, что я перевернул фаэтон старины Уэра! Не рассчитал немного, должно быть. А заодно и проиграл пари. Я поспорил, что оцарапаю колеса первых семи экипажей, которые встретятся мне после дорожной заставы Гайд-парк, не опрокинув при этом ни одного из них. Ума не приложу, как так вышло. Должно быть, всему виной манера старины Уэра править лошадьми. Он отродясь не умел держать строй, обыкновенное ничтожество – вот он кто! Его глазомер никуда не годится!
– Несчастный мальчик! – с трепетом вскричала миссис Шерингем. – Неужели тебе чуждо всякое чувство стыда? Гораций, поговори с ним!
– Если только он попробует, – заявил виконт, угрожающе выпятив подбородок, – то выйдет вон через то окно, дядя он мне или нет!
– О боже! – в отчаянии простонала родительница виконта, откидываясь на подушки софы и прикладывая ладонь ко лбу. – Что, что, мой дорогой брат, я совершила, чтобы заслужить все это?
– Тише, моя дорогая Валерия! Успокойся, умоляю тебя! – сказал мистер Паулетт, завладевая другой рукой сестры.
– Ничего удивительного, что бедная Изабелла отвергла его предложение! Я не могу винить ее за это!
– Увы, но ради семейного благополучия подобный вариант можно счесть наилучшим! – сообщил мистер Паулетт, из стратегических соображений продолжая удерживать хрупкую, но очень властную руку сестры, сулящую ему надежную защиту. – Мне весьма неприятно произносить вслух такие вещи, однако я полагаю, бедный Шерри не способен взять на себя ответственность за свое состояние. Так что ему еще очень повезло, что оно находится в доверительном управлении!
– Вот как! Значит, мне еще и несказанно повезло? – гневно вмешался Шерри. – Много вы понимаете! Ума не приложу, как это мой отец додумался сделать вас одним из попечителей! Я ничего не имею против дяди Проспера – по крайней мере, с ним я могу найти общий язык, но вы! Только и делаете, что вечно вставляете мне палки в колеса! И не забивайте мне баки, пытаясь убедить в том, будто вам ужасно жаль, что Белла отказалась выходить за меня, потому что мне прекрасно известно – это не так! Как только я покончу с тем чертовым трастом, имеющим доверительное управление, вы отсюда вылетите как пробка из бутылки, о чем вам тоже известно не менее прекрасно! Если моя мать намерена и дальше позволять вам наживаться за ее счет, это ее дело, но со мной такой номер не пройдет, богом клянусь!
– Ага! – заявил мистер Паулетт с улыбочкой, способной кого угодно довести до бешенства. – Но до окончания срока действия доверительного управления остается еще два года, мой дорогой мальчик, и мы должны надеяться, что за это время ты осознаешь всю ошибочность своего поведения.
– Если только не женюсь раньше! – напомнил ему виконт, глаза которого сверкали гневом.
– Разумеется! Но пока что женитьба тебе не грозит, мой дорогой мальчик, – заявил ему дядя.
– Не грозит, значит? – взорвался его светлость и решительным шагом направился к двери.
– Энтони! – взвизгнула леди Шерингем. – Что, ради всего святого, ты задумал? – Она села, отпустив руку брата. – Что ты намерен делать? Отвечай, когда тебя спрашивают!
– Я возвращаюсь в Лондон! – сказал виконт. – И собираюсь жениться на первой же встреченной мною женщине!
Глава 2
Как и следовало ожидать, парфянская стрела[4] виконта повергла его родительницу в полную прострацию. Она выказала все признаки желания немедленно упасть в обморок, и лишь осознание того, что сына больше нет рядом и, следовательно, его нельзя вразумить видом маменьки, страдающей от припадка сильнейшей истерики, привело миссис Шерингем в чувство. Смесь нашатырного спирта с водой, бережно предложенная ей мистером Паулеттом, несколько капель лавандовой воды, уроненных на носовой платок, да нежное похлопывание по ладошке в конце концов позволили несчастной женщине открыть глаза и поправить свой тюрбан. Она незамедлительно призналась мистеру Паулетту в убеждении, что Энтони приведет домой какое-нибудь ужасное, вульгарное создание из балетной труппы, пусть даже только для того, чтобы досадить ей, и выразила горячее желание упокоиться в тишине и безмятежности фамильного склепа.
Однако мистер Паулетт, по-видимому, отнюдь не опасался того, будто племянник женится на ком-либо в ближайшем будущем. Он сказал, что непременно отыщет Энтони и укажет ему: такое поведение, недостойное любящего сына, обязательно приведет его маменьку на край могилы. Но к тому времени, как ему удалось вернуть миледи здоровье, которое еще у нее оставалось, равно как и уверить ее, что молодой джентльмен, отчаянно влюбленный в Красавицу, вряд ли заключит брак с какой-либо другой женщиной, виконт уже катил по дороге обратно в Лондон.
Юноша сам правил своей коляской, запряженной парой горячих и норовистых гнедых лошадок. За его спиной на облучке пристроился остролицый ливрейный грум, на запятках должным образом была пристегнута ремнями дорожная сумка, а сам виконт, с видом человека, отряхнувшего с ног прах ненавистного места, быстро гнал свой экипаж, нимало не заботясь об остальных средствах передвижения, что могли встретиться ему на пути.
У его светлости было много конюхов и несколько грумов. Но поскольку для того, чтобы сидеть рядом с ним во время очередного приступа удали, что происходило с пугающей регулярностью, требовались железные нервы и лишь очень немногие грумы отличались беззаботным отношением к собственной жизни вкупе со здоровьем, то ни один из них у него на службе не задерживался. Однако в лице индивидуума, обеими руками вцепившегося в коляску позади него, Шерри улыбнулась самая настоящая удача.
Знакомство началось с того, что этот малый обчистил карманы виконта, когда тот выходил из ювелирной лавки на Людгейт-Хилл. Джейсон, детство которого прошло в Воспитательном доме для подкидышей, попавший с лондонских улиц в скаковые конюшни, а потом, после ряда неприглядных происшествий, – обратно на улицы Лондона, вором был неопытным, зато с лошадьми умел обращаться превосходно.
В тот самый момент, когда виконт схватил злоумышленника за шиворот, готовясь отвести его в ближайшую арестантскую, чистокровный жеребец, запряженный в его фаэтон, вдруг решил выразить протест против повозки, приближавшейся к нему по улице, и встал на дыбы, опрокинув на брусчатку грума, который, вместо того чтобы крепко держать его под уздцы, раскрыв рот, глазел на хозяина. Моментально возникла суматоха, в ходе чего Джейсон вырвался из ослабевшей хватки его светлости, но не бросился наутек, а подскочил к гнедому. Уже через несколько мгновений порядок был восстановлен, гнедой же признал хозяина в грязном оборванце, не давшем ему сорваться вскачь и понести, а сейчас грубовато и неуклюже успокаивавшем его.
