При этом уточнении на губах Париса появляется ироничная улыбка. «Значит, я произвожу впечатление человека, который не знает, что такое „Арева“».
Борзекс это замечает.
— Вернемся к тому, что происходило вечером. Он должен был прийти к вам на обед, правильно?
Борзекс кивает, потом начинает пересказывать вечерние события так, как она их помнит. Телефонный звонок, столкновение на дороге, кровоточащая челюсть.
Ну что ж, одна рана получила объяснение.
В разговор вступает Фуркад, требующий уточнений. Раздраженный Парис прерывает Борзекс, когда та начинает отвечать. Это потом. Он просит ее вернуться к столкновению и уточнить время возвращения Субиза домой. Когда это произошло, по ее мнению?
— Думаю, после половины десятого.
— Вы уверены? — Снова Фуркад.
Борзекс вынимает из сумки мобильный телефон, пробегает глазами список входящих и исходящих вызовов, поднимает голову:
— Я звонила ему в двадцать один час семнадцать минут. Его машину грузили на эвакуатор. Он жил около площади Терн, а столкновение произошло на улице Трюден.
— Мы это проверим, не так ли, майор?
Парис поверх плеча Борзекс рассматривает заместителя генерального прокурора. И во взгляде его нет нежности.
— Продолжайте.
— Если он сразу поймал такси… — это недолго.
— Пусть так, значит, он появляется дома между половиной десятого и без четверти десять. Что дальше?
Легкое удивление.
— Дальше? Как, по вашему мнению, я могу знать, что было дальше?
— Вы ведь пытались дозвониться ему?
— Да, неоднократно. Но гораздо позже. Когда ушли мои гости. Я волновалась. Он не перезвонил, как обещал. Я беспокоилась, не оказалась ли рана более серьезной, чем он думал, не стало ли ему плохо.
— В котором это было часу?
— Не знаю, в час ночи, минут пятнадцать второго.
— Что вы сделали затем?
— Поехала к нему, чтобы убедиться, что все в порядке.
Борзекс рассказывает, что, приехав, она нашла дверь открытой, вошла и обнаружила труп. Придя в себя, позвонила пожарным. Они уже предупредили полицию. Ну а дальнейшее им известно.
— Значит, это кража, которая плохо закончилась?
— Что именно заставляет вас так думать?
Борзекс впервые оборачивается к помощнику прокурора Фуркаду:
— Так сказали полицейские.
— Нам пока ничего не известно. Возможно. — Парис мгновение раздумывает, прежде чем задать следующий вопрос: — У вашего сожителя был компьютер? Ноутбук?
— Не знаю. Наверное. Вероятно, был. — Пауза. — Да, думаю, однажды я видела его с ноутбуком. Почему вы спрашиваете?
Парис не успевает ответить. У него на столе начинает вибрировать мобильник. Это Перейра. Парис подносит телефон к уху. «Говори, — несколько мгновений слушает. — Понятно. Ты едешь? — Снова пауза. — О’кей. До встречи». Парис отключается и, прежде чем продолжить свои вопросы, долго всматривается в Борзекс:
— Чем занимался ваш сожитель?
В голосе Париса Фуркад улавливает легкое напряжение. Борзекс тоже.
— Инженер по коммерческим связям. А что случилось?
— А вы работаете в каком секторе?
— Деловое право. Да что же происходит?
— Вы юрист? Адвокат?
— До две тысячи четвертого адвокат. Затем я поступила в юридическую службу группы БТП, которой руковожу с прошлого года.
— Какой именно группы БТП?
— «Пико-Робер групп».
Парис молчит. ПРГ, «Пико-Робер групп». С ним уже это было, в другой жизни, в другой полиции. Борзекс, молодая, красивая и, главное, преуспевающая. Она контролирует всю правовую сторону первой компании во Франции по производству бетона. В одно мгновение все меняется: перед ним сидит уже другая женщина.
— Я требую, чтобы вы ответили, что происходит?
— Майор, может быть, нам стоит поговорить с глазу на глаз? — Фуркад делает вид, что встает со своего места.
— В этом нет необходимости, господин заместитель прокурора. Мадемуазель Борзекс, — («Необходимо поставить эту тридцативосьмилетнюю мадемуазель на место»), — знаете ли вы хоть одну причину, по которой ваш сожитель господин Субиз, — Парис делает ударение на «сожителе», — мог лгать вам относительно реальной сферы своих занятий?
Замешательство. Нет, она не притворяется. Парис давно научился отличать притворство.
— Что вы хотите сказать?
— Почивший господин Субиз, судя по всему, был таким же офицером полиции, как и я.
Прямое попадание. Боль. Дрожащей рукой Борзекс ставит кофе, к которому так и не притронулась, на стол. Проходит несколько секунд, и она берет себя в руки.
На этот раз Фуркад молчит.
Парис ценит это, теперь он идет на приступ:
— Все это крайне неприятно. На человека нападают у него дома, он мертв. Ничего не похищено. Труп находит сожительница, и оказывается, что он лгал ей о своей жизни. И о том, что он шпик. Если только вы нас не водите за нос. Есть ли у вас причины, мадемуазель Борзекс, что-либо скрывать от нас? Лучше сказать это сейчас, потому что мы в конце концов это узнаем, рано или поздно.
Ледяной взгляд Борзекс, до сих пор потерянный и блуждающий в пространстве, останавливается на Парисе.
Она быстро пришла в себя, эта дамочка.
— В чем вы меня подозреваете?
— Пока ни в чем.
— Я провела с друзьями весь вечер. На другом конце Парижа. Позвоните им, они подтвердят.
— Мы это обязательно сделаем. Но прежде нам необходимо закончить с вами. И думаю, это займет больше времени, чем казалось. Могу ли я предложить вам еще кофе?
Краем глаза Парис замечает, что Фуркад внимательно разглядывает его. Заместитель прокурора быстро понял, что расследование только что приняло странный оборот. На нем можно сделать карьеру. Или ее разрушить.
Возвращение в бюро службы социальной информации. Начало девятого утра. За окнами уже светло, солнечно, но помещение все еще купается в искусственном неоновом свете. И в нем витает неприятный запах остывшей пиццы.
В отделенной от других помещений стенками из матового стекла комнате, предназначенной для собраний и хранения электронных деталей, с которыми никто не знает, что делать, бородач, с серо-зелеными кругами от бессонной ночи под глазами, докладывает о своих открытиях:
— Ваша копия была неполной и нечитаемой. — Бородач показывает внешний жесткий диск, который использовался накануне у Субиза. — К счастью, у меня был компьютер.
Сидящий слева от него высокий чернокожий Жан изображает улыбку, не отрывая взгляда от белого грязного потолка. Рядом с ним еще один, поменьше ростом, жилистый, этакая рыжая шавка. Его зовут Мишель, и он, кажется, ни разу не шелохнулся с тех пор, как опустил свой зад на стул.
