— Я не уверен, просите ли вы меня помочь или угрожаете мне.
— Я вас ни о чем не прошу. — Он резко встал из-за стола. — Я делаю вам предложение. Подумайте. Рико скажет вам, как меня найти.
Малоуни вышел из кафе, ни разу не оглянувшись. Уже тогда я понял, что этот крепкий мужик принадлежит к разряду людей, которые не оглядываются — ни на кого, ни на что. Рико принялся что-то лепетать, но я попросил его заткнуться и подождать, пока я не переварю информацию и еду.
— Итак, — сказал я, подняв голову от тарелки, — в чем, черт возьми, дело?
Рико пожал плечами:
— Парень в отчаянии.
— В нем больше злобы, чем отчаяния.
— Согласен, — кивнул Рико. — Слушай, я не знал, что он так странно к тебе отнесется. Мы с женой были у них дома неделю назад по семейным делам, и я хотел попытаться утешить Анджелу. Ты знаешь, как это бывает. Мы оказались вдвоем на кухне, и я ей рассказал о том случае с пропавшей девочкой. Клянусь матерью, я даже не обмолвился о винном магазине. Пока Фрэнсис через два дня не позвонил мне, я и не подозревал, что Анджела пересказала ему наш разговор. Когда он позвонил, я подумал, что никакого вреда не будет, если он поможет тебе и твоему брату. Надеюсь, что не навредил вам.
— Я тебя не виню, но ты же знаешь, я бы помог, если бы ты просто попросил меня
— Да, знаю, — согласился Рико. — Но я подумал, вдруг сумею немного помочь с твоими проблемами.
Я сомневался:
— Может Малоуни выполнить все, что наобещал?
— Ты хочешь знать, держит ли он слово? Пошли. Идем со мной
Мы сели в машину Рико и проехали несколько миль до здания организации «Ветераны иностранных войн». Мы запарковались на противоположной стороне и наблюдали за толпой из двадцати человек, собравшейся у входа. Там было поровну мужчин и женщин, все средних лет и старше. Рядом с ними остановилась тележка с кофе, и мужчина принялся раздавать кофе, сэндвичи, что-то еще. Странно, но я не заметил, чтобы ему платили. Через пять минут после того, как тележка с кофе уехала, ко входу подрулил туристский автобус. Толпа расселась по местам, и он укатил. Пока все это происходило, Рико делал мне знак молчать и не задавать вопросов.
— Угадай, что это такое? — спросил Рико, когда автобус исчез из виду.
— Не знаю, экскурсия прихожан?
— Эти люди — добровольцы, — объяснил он. — Каждый день в это время автобус с людьми уезжает в город на поиски нашего паренька. В десять вечера автобус привозит их обратно. А кто, ты думаешь, расклеил все эти листовки? Тем, кто развозит кофе, платят из фонда, учрежденного в честь Патрика Малоуни.
— Даром такого не получишь, Рико, но, по мне, Фрэнсис Малоуни не относится к разряду парней, способных завоевать преданность. У него есть связи?
— В каком-то смысле, — подмигнул Рико. — Он в Санитарной комиссии округа. Работу такого рода никогда не получишь, если нет связей с политической машиной. И скажу тебе, малыш, наш Фрэнсис имеет эти связи. Вот почему он может щелкнуть пальцами и получить нужную тебе лицензию. При такой должности каждый чем-то обязан Малоуни. Черт, Мо, у этого парня связи в муниципалитете Нью-Йорка.
— Да пошел ты на фиг, — проворчал я.
— Послушай меня. Фрэнсис Малоуни — самый лучший специалист по увеличению фондов руководства округа. Часть зарплаты каждого рабочего в округе поступает в партийные сейфы. Каждый поставщик, имеющий дело с муниципальными властями, ухитряется найти родственников, чтобы через них жертвовать деньги. В этом округе не найдется политика-демократа, который не был бы хоть чем-то обязан за свой пост этому бессердечному кретину. Поверь мне, Мо, он может выполнить свои обещания.
— Кто ему покровительствует в муниципалитете? — Я хотел знать.
— Джо Донохью, главный советник по делам полиции. Они с Малоуни вместе служили.
— Малоуни служил в полиции?
— Несколько лет, — ответил Рико, — но попал в передрягу, и ему указали на дверь.
— А что он сделал?
— Кто знает, это было еще до создания комиссии Кноппа. — Рико нахмурился. — Во всяком случае, Малоуни никогда не распространяется на эту тему. Знаешь, мы не такие уж близкие родственники.
Мы возвращались в кафе «У Молли» в полном молчании. Я не поблагодарил его, да он, думаю, и не ждал этого от меня. Мы обнялись и обменялись неопределенными обещаниями об обеде в следующем месяце. Но когда я подошел к своей машине, он окликнул меня, сказав, что сам уладил бы дела с Малоуни, если бы я не захотел поработать. Я сказал ему, что будет видно, сначала войду в курс дела, а потом дам знать. Он пожал плечами, как делал это всегда, получая ответ, который ему не нравился. Если честно, мне и самому он не нравился.
30 января 1978 года
Район Трайбека хранил атмосферу старого Нью-Йорка — булыжные мостовые, огромные выбоины, заброшенные здания старых фабрик. Недвижимость в этом районе входила в моду. Здесь имелось множество «лофтов» — свободных помещений в старых фабриках, готовых принять перебиравшихся из Сохо художников, танцоров и владельцев галерей, за которыми следовала богема в роскошных автомобилях.
Бар «У Пути» находился на углу Гудзон-стрит. Пол из плитки, как в уборных многоквартирных домов, был покрыт черным налетом, как ногти моего автомеханика. Потерявшие былое великолепие кабинки и стойка растрескались и облезли, их не касалась ни тряпка, ни полироль со времен казни Розенбергов. «У Пути» было заведением такого рода, где посетителям не возбранялось выдалбливать ключами свои инициалы на столах. Старые поэты приходили сюда умирать. Это было не то заведение, которое обычно посещают полицейские, но я знал бар «У Пути».
«У Пути» мог гордиться двумя вещами: лучшим в городе музыкальным автоматом и темным бочковым пивом «Бекс». Одна моя подружка, актриса по имени Сьюзи, однажды притащила меня сюда после кино. Я думал, что она возбуждается от мысли, что я полицейский, но когда я появился у нее дома без мундира, это разрушило ее интерес ко мне. В баре «У Пути», в окружении толпы ее так называемых друзей, Сьюзи попыталась вовлечь меня в «полицейский» разговор. Ну ладно, покажи нам свою пушку. Можно ее потрогать? А как пахнет труп? Сами знаете, всякая такая фигня. Я не любил находиться в центре внимания и больше интересовался музыкальным автоматом. Я думаю, Сьюзи вернулась домой с художником-фотореалистом, помощником официанта.
Я не заглядывал сюда несколько месяцев, но, кроме бармена, здесь ничего не изменилось. Почему-то мне трудно было примирить толпу неучей из студенческого самоуправления пригородного колледжа на Лонг-Айленде с баром «У Пути». Из всех пятисот баров в пяти районах Нью-Йорка и на Лонг-Айленде бар «У Пути» казался самым неподходящим местом для благотворительного вечера в пользу колледжа. Бармен Джек, красивый мужчина с желтушным цветом лица, драматург из Огайо, был со мной согласен.
— Эти оболтусы выглядели здесь как белые вороны. Они были такие немодные, приятель, что в этом даже был свой стиль.
