Он начинал с малого, с уничтожения полудюжины подпольных игорных домов, зачастую действуя на свой страх и риск, кропотливо собирая и сводя воедино информацию и дюйм за дюймом подбираясь все ближе к сердцу необъятной преступной паутины.
Ло Манто не понадобилось много времени, чтобы выяснить: влияние каморры не заканчивается у дверей его родного полицейского управления. Однажды Ло Манто перехватил понимающие взгляды и почти незаметный обмен кивками между подозреваемым, которого он задержал и привел в управление, и детективами, коротавшими время в дежурке. Взятки были обычным делом в Неаполе, и многие здешние полицейские, усердно работая и получая гроши, не являлись исключением, с готовностью принимая щедрые взятки. «Сам скоро поймешь, что твой единственный друг — ты сам, — сказал ему один из таких копов. — Другого способа выжить не существует, особенно для полицейского».
Помимо того что Ло Манто приобрел блестящие навыки полицейского, ему вдобавок сопутствовала удача. Тактика, честность и внушительный послужной список Ло Манто привлекли к нему внимание Пьетро Бартони, начальника отдела по расследованию убийств полиции Неаполя. Газеты нередко называли его «итальянским Элиотом Нессом»[1]. Сын убитого полицейского, он сам стал блестящим детективом с кристальной репутацией и завидным послужным списком. Бартони противостоял всей мощи неаполитанской каморры на протяжении более двух десятков лет, и в перестрелках, без которых не обходилась эта работа, полегли десятки людей с обеих сторон.
Когда пришла пора получать повышение, Бартони стал подыскивать себе преемника. Ему нужен был детектив, одержимый своим делом, желающий поставить каморру на колени, ослабить ее до такой степени, чтобы она была готова сдаться, человек, которого нельзя купить ни за какие деньги. Все эти качества Бартони нашел в Джанкарло Ло Манто.
Раскрывая убийства и ловя наркоторговцев, Ло Манто работал под пристальным наблюдением старшего детектива на протяжении десяти лет, и Бартони не уставал поражаться удивительным способностям своего протеже в искусстве допроса, да и вообще его умению раскрывать преступления.
— Ни в коем случае нельзя приниматься за расследование, считая себя умнее преступника, — говорил Бартони Ло Манто однажды вечером, когда после очередного удачного рейда они сидели за столиком в темной траттории. — Это делает тебя незащищенным перед ошибками. Какие бы вопросы ты ни задавал, все они должны быть направлены лишь на одно: кто совершил преступление? На это должны быть направлены и все твои мысли, все действия, все время, которое ты посвящаешь раскрытию преступления. Нацеленность на получение этого ответа, нежелание закрыть сложное дело до того, как оно будет раскрыто, — вот что делает детектива настоящим мастером.
— Ты помнишь все раскрытые тобой дела? — спросил Ло Манто.
— Нет, — ответил Бартони, — только нераскрытые. Они никогда не забываются.
— И много у тебя было таких?
— Одно нераскрытое дело — это уже много.
— Что же делать, когда это происходит? — поинтересовался Ло Манто.
— Научиться жить с этим, потому что оно останется на твоей душе, как шрам остается на теле, — навсегда. Это не та работа, в которой случайную ошибку или досадный промах можно исправить. Когда ты надеваешь полицейскую бляху, то берешь на себя все то хорошее и плохое, что с этим связано.
Ло Манто расслабленно откинулся на спинку стула и стал смотреть мимо своего собеседника — на мужчину средних лет, с нежностью прижимающего к груди спящего ребенка. Бартони перехватил его взгляд и некоторое время сидел молча, закурив новую сигарету и допивая пиво «Перони».
— Мой отец тоже погиб, когда я был маленьким, — сказал он наконец. — Его убили не так, как твоего, но, тем не менее, на протяжении многих лет после этого я испытывал ярость и обиду. Мне казалось, что я мог и должен был сделать что–то, чтобы спасти его. На самом деле оснований так думать нет, но тут уж ничего не поделаешь.
— Я не мог спасти отца, — проговорил Ло Манто. — Если бы в ту ночь я был с ним, меня бы тоже убили.
— Но, несмотря на это, тобой до сих пор движет желание отомстить. Ты хочешь, чтобы каморра заплатила за твою утрату.
— А ты разве нет? — словно защищаясь, спросил Ло Манто и перевел взгляд на Бартони.
Его наставник был элегантным мужчиной — стильно одевающимся и спокойным. Он носил дорогие костюмы, которые имел возможность покупать не благодаря взяткам, а из–за того, что его шурин, владелец магазина одежды, предоставлял ему скидки. Аккуратно подстриженные и зачесанные назад волосы с седой прядью, загорелое, тонко очерченное лицо, хрупкое телосложение — все это придавало ему аристократический вид. Ветераны управления прозвали Бартони Бароном, и он против этого не возражал.
— Злость и жажда отмщения помогут тебе стать классным копом, Джанкарло, — сказал Бартони. — Но эти чувства неизбежно оставят в твоей душе горький осадок.
— Или убьют, — добавил Ло Манто.
* * *
Ло Манто повернулся спиной к заливу и пошел по узкой улочке домой — в свою двухкомнатную квартиру на втором этаже дома у площади Данте. Он чувствовал себя измотанным до предела. С тех пор как Ло Манто поступил в полицию, у него был всего один отпуск, да и тот длился только неделю. Короткие передышки он получал, лишь оказавшись на больничной койке, куда периодически попадал после очередной полицейской операции. По настоянию Бартони Ло Манто написал заявление с просьбой предоставить ему месячный отпуск и даже зарезервировал номер в отеле на одном из курортов острова Капри. Ему действительно нужно было отдохнуть, и он твердо решил сделать это после того, как разберется с крупной поставкой наркотиков в Эрколано. Он устал от одиночества, от того, что вокруг него нет практически никого, кому можно доверять и с кем поговорить по душам, он устал гадать, удастся ли ему добраться до подонков, которых он так страстно мечтал достать.
Он откусывал от каморры кусок за куском в течение всех семнадцати лет своей службы в полиции, но, вопреки этому, несмотря на аресты и задержания многочисленных партий наркотиков, сила гангстеров неизменно росла, а их власть крепла. Пит Росси, который заменил дона Николо на посту повелителя каморры в Восточном Бронксе, жил в роскошном, построенном из песчаника доме на Манхэттене, был женат на женщине потрясающей красоты и имел трех сыновей, которые со временем получат блестящее образование и станут работать в «семейном бизнесе». А Ло Манто сегодня мог похвастаться лишь покрывавшими его тело шрамами.
Джанкарло с возрастом стал все больше походить на своего отца. У обоих были густые темные волосы (вот только у сына они были длинными и закрывали уши и шею) и угольно–черные глаза. Сын со своими шестью футами роста был чуть выше отца, зато имел такую же походку и манеры. А вот улыбка у Ло Манто–младшего была уникальной. Она была выразительной и открытой, как восход солнца, и немедленно завоевывала сердце того, кому была адресована. Прибегая к ней как к испытанному оружию, он сумел вскружить голову многим женщинам, правда, лишь в тех случаях, когда ему было необходимо получить от них важную информацию. Однако Ло Манто редко использовал ее, общаясь с добропорядочными молодыми дамами, с которыми настойчиво знакомила его мать.
