Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Побродили по улицам, сделали несколько кругов на колесе обозрения в детском парке, выпили кофе.
Ни слова о Мищуке сказано не было, будто его не существовало. Болтали о всякой ерунде. Грета – о странах Бенилюкса, Жека – об Америке, Грета – о музеях Европы, Жека – о своих наполеоновских планах.
– А чем ты занимаешься? – из вежливости поинтересовался Жека.
На самом деле занятие Греты не имело значения: кем бы Грета ни была, хоть инструктором по дайвингу, хоть резидентом германской разведки, Евгений все готов был принять и простить заранее.
– Я дизайнер.
– Здорово!
Время пронеслось, будто пока они бродили по музею, пили кофе и болтали, сменился часовой пояс: только что был восход, и вот уже сумерки. Лучшее воскресенье в жизни Халтурина угасало на глазах.
Прощались у метро, Халтурин, вспомнил, что настоящий мужчина должен сдерживать порывы, припал к ручке. Грета отняла ладонь, двумя пальцами ухватила Жеку за подбородок и потянула к себе. Губы встретились. Халтурин, как мечтал, прижал к себе любимую и на несколько секунд потерял сознание.
…Проведя больше пяти лет в котле страстей, Халтурин понял, что попадет либо в психушку, либо в морг (росло желание убить Мищука, Грету и себя), если не уедет.
* * *
– Мам, что за лекарство тебе выписали? – Женька читала листок-вкладыш. – Ты только послушай, какие побочные действия оно вызывает: «со стороны сердечно сосудистой системы – аритмия, сердцебиение. Со стороны пищеварительной системы – тошнота, сухость во рту, чувство дискомфорта, боль в эпигастрии, диарея, запор. Со стороны нервной системы – астения, нервозность, головная боль, бессонница, депрессия. Со стороны органов чувств – нарушение зрения. Со стороны дыхательной системы – кашель, фарингит, синусит. Аллергические реакции». Мама! Неужели этим можно лечиться? Нашу врачиху нужно сжечь на костре!
Женька специально зашла с работы в аптеку, выстояла очередь, выкупила в рецептурном отделе это средство Макропулоса – четверть зарплаты оставила.
Просто засада, честное слово!
Мама Женьки, Вера Ивановна, питала необъяснимое доверие к медицине. Все рекомендации участкового терапевта для Веры Ивановны были святы, как Новый Завет, Талмуд и Коран вместе взятые.
– Не шуми, и так голова болит от вас всех, – отозвалась мама на обвинения дочери. – Много ты понимаешь. Надо сразу пить от аллергии что-нибудь – только и всего.
– То есть, от этой таблетки надо защищаться двумя или тремя другими? Это тупик.
– Вместо того, чтобы пожалеть, поддержать мать, одни упреки, – с непритворным трагизмом вздохнула Вера Ивановна. – Где стетоскоп? Мне пора давление мерить.
В семье Верочка была восьмым ребенком из одиннадцати, и чтобы привлечь внимание, надо было заболеть. Верочка быстро усвоила эту премудрость, и в болезнях себе не отказывала. Не только Верочка любила и коллекционировала болячки, но и они ее: чем только она ни переболела! Любая хворь, даже самая незначительная, заканчивалась серьезным осложнением. Простое падение в детстве приводило к растяжению или перелому, аппендицит – к перитониту, обычная простуда переходила в бронхит или пневмонию.
Всю свою жизнь Вера Ивановна испытывала острый недостаток внимания, и жила с обидой на окружающих. На дочь обида была особенно глубокой: родная кровь, и такое бездушие!
Обида усилилась, когда Женя похоронила мужа и замкнулась в себе. «Надо думать о живых, а не о покойниках», – рассудила Вера Ивановна и на самом деле слегла.
Сбережений в семье не было, денег все время не хватало, ко всем бедам выяснилось, что муж Жени купил мотоцикл «Ямах» в долг. Продавец не хотел забирать мотоцикл, требовал денег. Вера Ивановна рыдала, закрывшись в ванной, и пропустила момент, когда у дочери появилось желание умереть.
Женя укладывала сына спать, ждала, когда затихнет мама, бродила по квартире и высматривала место, где лучше набросить петлю. «Люстра не выдержит, – хладнокровно рассматривая потолок, решала молодая вдова, – наверное, лучше в ванной на трубе».
Когда мысль о суициде стала навязчивой, Женя столкнулась на остановке со странной теткой.
Тетка сидела на скамейке бесформенным кулем, свесив голову на грудь. Шея – один сплошной кровоподтек. Кожа на шее шелушилась и местами сворачивалась в бахрому. Фигура внушала страх: тело было пустым, в нем не было жизни, души. Безвольно опущенные плечи и руки, уставленный в одну точку взгляд. С трудом отрывая ноги от земли, тетка дотащилась до автобуса и поднялась по ступенькам. Зомби – первое, что приходило в голову, при виде женщины. Очевидно, это была самоубийца, вынутая из петли.
Женя вняла предостережению судьбы, выбросила из головы мысли о побеге, но внутри у нее все застыло. Она перестала радоваться жизни, и жизнь шла навстречу – перестала радовать.
Незаметно в доме прочно обосновалась нужда. Точно вражеские полки из засады пошли в наступление болезни, поломки, мелкие потери и даже кражи. На Артеме вещи горели, сын все время терял рукавички и шарфики, а самой Жене дважды срезали сумку в автобусе, будто воры на ее лице видели приглашение не стесняться.
Женя не успевала отбиваться и уворачиваться от мелких, подлых уколов опытной фехтовальщицы-судьбы.
Поэтому когда Мелентьева принесла фотографию кавказского мужчины и его письмо, Женька уже не сопротивлялась.
…В письме, которое Алла получила на электронный адрес брачной конторы, не было ни одной грамматической или пунктуационной ошибки, оно было гладким и стерильным. К письму прилагалось фото, с которого на мир взирал коротко стриженый, насупленный, вислоносый гражданин с ушами, как у сахарницы – можно держаться. Звали орла Аслан Алаев.
«Здравствуйте, – писал мужчина, – меня заинтересовала женщина по имени Евгения. О себе: я вдовец».
В конторе, читая письмо, Нинэль не удержалась, фыркнула:
– Ну, и как они будут вместе смотреться? Как два надгробия? Лучше уж пусть Хаустова вдовой остается. Ох, не везет моей подруге.
«Я осетин, живу во Владикавказе, – продолжила чтение Нинка, – война унесла семью и всех моих родных. Решил уехать из города, где все напоминает мне о потерянном счастье и любви. Я не хочу при жизни превратиться в тень, надо жить, а здесь возродиться я не смогу».
– Нормально. Может, Женьке тоже куда-нибудь податься?
– От себя не уедешь, – урезонила начальницу Алла, – и вообще, осетин – это плохо.
– Почему?
– Они мстительные. Помнишь отца семейства, который убил швейцарского авиадиспетчера?
– Который за смерть семьи отомстил?
– Да. У них разговор короткий: чуть что не так – кинжалом по горлу, и привет. Может, ну его?
На вид мужчине было меньше сорока, но Нинка не доверяла фотографиям, она знала, как легко идут на подлог женихи, стремясь получить желаемое: высылают фото пяти-, а то и десятилетней давности.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
