— Иностранцы не могут владеть землей, — повторил Фэррен, — зато могут получить лицензию на печать денег. Вы имеете право арендовать участок земли на тридцать лет и дважды продлить договор, что в сумме дает девяносто. Сколько вы планируете прожить, мистер Бэкстер? Шучу, шучу. Или, еще того лучше, создайте тайскую компанию: вы будете полностью ее контролировать, и она сможет покупать землю совершенно легально.
Одна из девушек попыталась присесть к Фэррену на колени, но он с вежливой улыбкой отказался от ее услуг, и она исчезла во мраке «Безымянного бара».
— Впрочем, если ваша жена сомневается, — продолжил Фэррен, — давайте просто получим немного санука, и вы вернетесь домой со своими деньгами. Знаете, что такое санук? Очень важное тайское понятие. Большинство фарангов, то есть иностранцев, думает, будто оно означает «веселье», но санук — нечто гораздо большее. Это значит находить удовольствие во всем, что ты делаешь. Это не гедонизм. Это философия, кредо, образ жизни.
Они чокнулись. Я подошел к стойке, чтобы посмотреть, как Джесси играет в «Четыре в ряд». Напротив него теперь сидела девушка в джинсах и футболке, которая разливала напитки — самая красивая во всем заведении. Вокруг уже собралась толпа зрителей. Каждый раз, когда наступала ее очередь ходить, девушка с силой вдавливала маленькие синие диски в ячейки. Джесси смеялся и качал головой.
— Знаешь, почему они всегда выигрывают? — спросил он, медленно, но уверенно опуская в ячейку красный диск. — Потому что им позволяют задавать ритм. А нужно играть в собственном ритме — не в том, который они тебе навязывают.
Гиббон запрыгнул на стойку и распрямил поля шляпы. Похоже, революционный метод игры, предлагаемый Джесси, привел его в восторг. Девушки забрались на табуреты, чтобы лучше видеть. Ощущение было такое, будто я наблюдаю за Джеймсом Бондом, который режется в баккара где–нибудь в Монте — Карло.
Стену позади игроков покрывали фотографии. Я подошел посмотреть, но не узнал ни одного лица. На снимках были девушки, работавшие в баре раньше, и их клиенты. Где они теперь, все эти улыбающиеся худые женщины и светлокожие пьяные мужчины, что кривлялись на камеру и, казалось, веселились от души? Скучают ли они по Бангла–роуд и гиббону в ковбойской шляпе? Впрочем, скорее всего, в то время здесь жил другой гиббон.
Взрыв негодования за стойкой: Джесси опять выиграл. Теперь напротив него, закатав рукава, села маленькая полная женщина лет сорока.
— О нет! — рассмеялся Джесси. В темноте неосвещенного бара его бледное лицо светилось, как луна. — Пошла в ход тяжелая артиллерия. На меня решили натравить маму–сан.
— Я тебя побиваю, — сказала мама–сан без тени улыбки. — Я хорошо тебя побиваю, белый мальчик. Ух, какой ты белый! Никогда не видела таких белых мальчиков.
Мама–сан потянулась к Джесси и ухватила его за мертвенно–бледную щеку маленькой смуглой ручкой. Девушки захихикали.
— Спорим, я выиграю? — предложил Джесси.
— Да, давай спорим, — отозвалась мама–сан, и девушки одобрительно загалдели.
Джесси закатил глаза.
— На что? Что такого вы можете мне предложить? — спросил он.
Гиббон растянул губы в широкой безрадостной улыбке.
Когда я вернулся к столику, Бэкстер сидел, оплетенный девушками. Их тонкие смуглые руки скользили по телу австралийца, обвиваясь вокруг его пояса, шеи, ягодиц в шортах цвета хаки. Девушки болтали между собой, изучали свои ногти и пялились в экраны телефонов, рассеянно массируя его старый бумеранг. И теперь уже сам Бэкстер держал чековую книжку наготове. Одна из девушек приблизилась было к Фэррену, но он остановил ее, слегка подняв руку. Галантный господин. Она улыбнулась, пожала плечами и отошла в сторону.
— Объясните мне еще раз про тайскую компанию, которую я смогу контролировать, — попросил Бэкстер.
Понемногу я начал осознавать, что этот Пхукет, Пхукет баров, девушек и пива — сотен баров, тысяч девушек и моря холодного тайского пива — предлагает гораздо больше, чем кто–либо в силах потребить. И хотя, как выразился Джесси, меня только недавно прибило к здешним берегам, даже я успел понять, что на Бангла–роуд продают вовсе не секс.
На Бангла–роуд продают мечты.
— Вставай, приятель! — крикнул Джесси. — Поехали домой.
Я поднял голову, но он обращался не ко мне.
Джесси встал с табурета и взял гиббона за руку. Тот поправил шляпу и засеменил рядом с ним; свободная рука животного волочилась по земле. Когда они исчезли за занавеской, загораживающей вход, девушки подняли вой.
Мама–сан резко их одернула. Не нужно было знать тайский, чтобы понять смысл ее слов: Джесси честно выиграл гиббона, так что делать нечего и надо снова приниматься за работу. Одна из девушек вытерла пальцами глаза и стала убирать доску и фишки. Я направился к выходу.
Джесси с гиббоном уже устроились на заднем сиденье моторикши, которую здесь называют тук–тук. Гиббон покидал свое место работы без сожаления. Он смотрел прямо перед собой и придерживал на голове шляпу, как будто боялся, что ее сдует ветром по дороге. Я окликнул Джесси, но он не услышал, и тук–тук покатил прочь, выпуская клубы выхлопных газов.
Когда я вернулся в бар, Фэррен и Бэкстер пожимали друг другу руки.
— Мы оба озолотимся! — объявил Бэкстер, перекрикивая музыку. Он поднялся, чтобы обнять Фэррена, и опрокинул ногой столик с пивом и непомерно дорогим фруктовым соком.
Внезапно я узнал играющую песню — Highway To Hell группы AC/DC.
Когда я ушел из бара, казалось, что на улице уже раннее утро, но на пляже Най — Янг стояла скорее поздняя ночь, и все давным–давно спали.
В доме Ботенов свет не горел. В нашем оставили зажженной одну лампу — специально для меня. Как можно тише я закатил мотоцикл в сарай и остановился в лунном сиянии, вдыхая чистый воздух, в котором чувствовался едва заметный серный запах мангровых деревьев, и слушая пчелиное жужжание далекого транспорта.
Я все еще плохо знал наш новый дом, поэтому шел в темноте, ведя по стене рукой. Деревянные панели под моей ладонью были прохладными и гладкими на ощупь, и это почему–то успокаивало. В спальне я быстро разделся, не включая свет, и устроился рядом с Тесс. Она что–то пробормотала, прижалась ко мне, и я зарылся лицом ей в волосы.
— Хороший выдался день? — тихо спросил я.
— Тут все дни хорошие. А у тебя как? Успел с кем–нибудь подружиться?
— Есть там один англичанин. Джесси. Довольно самовлюбленный паренек, но он мне нравится.
Я не стал ей рассказывать ни о гиббоне, ни об австралийце, который пытался задушить моего босса, ни о девочке–мусульманке на мотоцикле. Я мечтал, чтобы все дни и правда были хорошими, хотя понимал: есть много такого, о чем лучше молчать, если я хочу сохранить ее улыбку. А я хотел этого больше всего на свете.
— Не забудь поговорить с Фэрреном о наших визах, — сонно пробормотала Тесс. — О разрешении на работу и прочих формальностях.
