Людям, конечно, казалось странным то, как мы втроем живем. Но нас самих все вполне устраивало. Отцу не приходилось выслушивать, как моя мать целыми днями трещит ему в ухо, что он ее никуда не водит, а мама была вольна делать что ей заблагорассудится, сохраняя при этом близкие отношения с нами. Есть люди, которые просто не созданы для семейной жизни. Мои родители ладили куда лучше, когда их разделяли двадцать пять минут езды на авто.
Помимо советов, которые мамуля черпала из дурных телешоу, в моем воспитании она руководствовалась советами книги «Воспитание детей в пословицах и поговорках». Всякий совет, когда-либо полученный мной, выражался одной строчкой, вычитанной ею из этой книжки, или одной фразой, услышанной от Паулы Дин[13]на канале «Еда». К сожалению, все они, вырванные из контекста, были пустым звоном. Когда тебе шесть лет и ты жалуешься маме, что кто-то в школе тебя обидел, довел до слез, а в ответ слышишь: «Не надо мочиться мне на спину и говорить, что идет дождик», ты волей-неволей учишься справляться со всем сама и перестаешь обращаться к маме за советами.
Когда я поняла, что забеременела, я не предалась тут же мечтам стать этакой независимой феминисткой. Я была далека от мысли, что надо бороться за женское освобождение и равноправие (такие обычно говорят: «Я не брею ноги, потому как не родился еще на свет мужчина, который сумеет меня себе подчинить»), не чувствовала гордости и довольства от того, что все делаю по-своему и без чьей-либо помощи. Я не мученица. Положим, упряма и самонадеянна, глупа и наивна, но только я все ж понимала: без помощи мне не обойтись.
Как только я сделала дома одиннадцатимиллионный тест на беременность, предварительно выпив галлон[14]молока (чтоб мочи хватило на все), то осознала: этого парня необходимо выследить. Само собой, это было после того, как я прогуглила запрос «молоко и тесты на беременность», чтоб убедиться, что я не просто так потратила тридцать семь минут своей жизни. С ужасом обозревая валявшиеся по всей ванной бумажки с положительными итогами тестов, которые, может быть (а может быть, и нет), не точны оттого, что «пастеризация в вашем организме спуталась с гормонами, отчего получился ложный положительный результат».
Никакой путаницы (это на случай, если вам вдруг интересно стало).
Я была двадцатилетней студенткой очного отделения, у которой, по выражению моей матери, «денег было кот наплакал». Мой отец Джордж работал на том же месте, куда пришел в восемнадцать лет, и зарабатывал ровно столько, чтобы расплачиваться по счетам да помогать мне деньгами на полный пансион. Слава богу, лучший друг моего отца Тим в свое время зрил в корень. Я была умнее, чем выглядела, и получила полную стипендию в Университете штата Огайо, так что мне не пришлось тащить на себе бремя студенческих займов или грантов. К сожалению, впрочем, это означало, что учиться приходилось по полной программе и вкалывать как проклятой: учебная нагрузка у меня была вдвое больше, чем у других студентов, – времени на то, чтобы подработать, не оставалось вовсе, и подкопить денег не получалось.
В чем-то я оказалась похожей на мать. Мне хотелось в жизни большего, чем стойка захолустного гриль-бара, за которой я простояла все время, пока училась в школе. Мне хотелось путешествовать, вкалывать и в один прекрасный день обзавестись собственным бизнесом. К сожалению, судьба обманных бросков не делает: она швыряет вам в лицо младенца (восемь фунтов и одна унция[15]), когда вы смотрите совсем в другую сторону. Из чего я сделала вывод: жизнь – она сучка мстительная. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: одной мне такое не вытянуть, – и больше всего хотелось как можно дольше оберегать моего отца, новоиспеченного деда поневоле, от всех тягот моего промаха. Всякая другая женщина, едва тестовая пластинка порозовела, наверное, кинулась бы к матери плакаться и умолять о помощи, но в то время у меня не было настроения услышать от своей мамули что-то вроде: «Рим построен не двумя пташками». Оставался только один человек – тот, что подлил шоколадного сиропа в мою жизнь и сподвиг меня-таки влипнуть. К несчастью, у меня не было никакого представления о парне, с которым я переспала. Меня убивало даже воспоминание о сотворенном мною в ту ночь, так что даже мысль о повторении и закреплении пройденного материала, как говорят профессора, не посещала мое воспаленное сознание. Сомнений не было: мистер Пиво-Понг и есть отец моего ребенка. Оставалось только одно – отыскать его. Кто, черт возьми, дарит свою девственность парню, даже не удосужившись спросить, как его зовут?
Ах да, это я.
Решив найти его во что бы то ни стало, я первый день убила на то, чтобы опросить всех тупых качков, живших в общаге, где проходила вечеринка. Ни один никак сообразить не мог, о ком это я, когда я пыталась описать самого парня и того приятеля, с кем он был в тот злополучный вечер. Вполне возможно, все оттого, что ото всех, с кем я говорила, несло, как из пивной бочки, и все время, пока велся опрос, они пялились на мои буфера. А может, и оттого, что я не очень хорошо умею находить общий язык с бестолковыми придурками. По-честному – любой вариант имеет право на жизнь. По возвращении домой, так и не напав на след (мы с Лиз снимали квартирку на двоих), мне хотелось только одного: надрать хорошенько задницу самой себе.
На следующее утро, проснувшись, я почувствовала себя глупенькой дурочкой, у которой от воспоминания о его руке, обвивающей мою талию, немножко захватывает дух. Ну, почему я удрала? Надо было остаться. Надо было дождаться, пока он проснется, поблагодарить за славно проведенное время и вбить его номер в свой телефон. Только, как ни тянуло меня до дрожи в руках погладить его по щеке, запустить пальцы ему в волосы или скользнуть ладонью по его лбу, я понимала: не получится. Тогда я не могла позволить себе ничего лишнего в своей жизни, отвлекающего от учебы, а он как раз и был тем самым «лишним». Если бы мы встретились в трезвом состоянии, я бы (так мне представлялось) с легкостью втрескалась по уши, потеряла бы себя в нем, забыла бы все, ради чего вкалывала всю свою жизнь. Я решила, будет куда легче пойти на попятный и заявить, что переспала с ним, потому что была пьяна – так легче, нежели признать, что дала маху. Я не жалела о том, что уступила своему желанию заняться сексом с симпатичным парнем. Другое дело – то, как я к этому отнеслась и как повела себя на следующее утро. Вместо того чтобы расслабиться с ним рядом, я выскользнула из-под его руки, отстранилась от его теплого, ставшего родным тела и… начала комплексовать. В голову лезли мысли о том, как ему будет гадко проснуться утром рядом с каким-нибудь уродливым троллем. По крайней мере, мне он при свете дня показался еще сексуальнее. Мне пришлось, изображая из себя трусливого койота, отгрызать собственную лапу, чтобы выбраться из-под него. Второпях накинув на себя одежду, я оставила своего первого мужчину голым и крепко спящим в постели. Никто даже не пошевелился, пока я перешагивала через безжизненные тела, разбросанные по всему дому, проделывая путь позора «наутро после». Я выскочила за дверь и с головой окунулась в яркое сияние утра.
