— Ребята, я много общался с мусульманами, — возразил я. — Они не все поголовно стремятся уничтожать неверных или мечтают разорвать себя на конфетти, чтобы унести кого-нибудь с собой на тот свет.
— Но все ходят в мечеть и сдают деньги на благотворительные цели, — весомо, с подниманием вверх указательного пальца, уточнил Лешка. — А благо для многих — именно то, о чем ты сказал. Вы, друг мой, пойдите послушайте, что здесь проповедуют в мечетях.
Это он мне же сказал: ему нравится быть со мной то на «ты», то на «вы».
— Я не говорю по-арабски, — возразил я. Что правда: с парой десятков слов и выражений разговор не выстроишь.
— Тогда слушай, что тебе говорят по-русски, — с мягкой улыбкой хлопнул меня по спине Кудинов. Мы с ним друг по другу скучаем, а сейчас даже еще не выпили, не говоря уже о том, чтобы напиться, как это у нас принято. — Кроме тебя и твоих интеллигентных друзей, включая нас с Володей, есть еще окружающий мир. С пониманием которого у тебя, похоже, нелады.
Я так же, дружески, двинул Лешку по плечу.
— Я прекрасно подхожу к окружающему миру. Мы в равной степени несовершенны.
Мохов с интересом смотрел на нас — не привык к нашему стилю общения. Цепкие такие глаза, так и ходят чуть исподлобья влево-вправо. А мы говорили на родном для всех нас языке, не опасаясь прослушки. Этот Черный Лес совсем рядом с Хитроу — не на глиссаде, где вообще невозможно было бы говорить, но в месте, где часть самолетов совершала вираж перед посадкой. Шума хватало.
— Все равно, — продолжал я, дождавшись, пока над нами не исчезнет очередное серебристое брюхо. — Почему не вербовать где-нибудь в Афганистане или в Пакистане? Кто там будет возражать? Да и проблемы у людей в этих странах другие, чем посадить или не посадить ясколку в альпийскую горку?
— Чего? — не понял Мохов. У меня в рифму получилось, может, он решил, что это поговорка.
— Ясколка — это растение такое, с белыми цветочками, — пояснил я. — Я ее этой весной сажал у своей тещи. Поверх всей каменной кладки. Цветет красиво, хотя и недолго.
Лешка, разумеется, про ясколку тоже не знал, но невежество свое проявлять не захотел. Решил, наоборот, сразить меня эрудицией:
— Существуют, друг мой, освященные временем британские традиции. Вы забыли, наверное, кто только здесь революцию не готовил? И Герцен. И Маркс с Энгельсом.
Действительно, вспомнил я, в XIX веке, когда прекраснодушные философы, плохо разбирающиеся в жизненных реальностях, планировали из Лондона светлое будущее человечества, бытовало такое мнение, что Англия поддерживает все революции, кроме своей собственной.
— Но Ленин сидел в Цюрихе, — возразил я исключительно из поперечности своего характера. — А Хомейни — во Франции. Я уже не говорю про тех многих, кого готовили в Советском Союзе.
— Спор чисто теоретический и потому бесплодный. — Это типичный Лешкин способ отступления. — Вернемся к фактам. В Соединенном Королевстве вербуют около двух тысяч мусульманских наемников в год. Это полноценный полк, за три года дивизия формируется. И половина боевиков едет в Чечню.
— Но там же уже сколько?.. Три года не воюют.
— Там уже три года хотят построить исламский халифат. А сейчас, судя по всему, включая твой приезд, начнут воевать в полную силу.
— Я не понял про его приезд, — нахмурил брови Мохов. — При чем здесь это?
— Майкла, он же Миша, — это мы так договорились, что меня будут звать на этой операции, — по пустякам дергать не станут. Где он, там грядут великие события.
Мохов снова свел брови: эти двое всегда дурака валяют или просто его дурачат как новенького?
Мы снова прервались: над нами разворачивался очередной самолет, идущий на посадку. Меня завораживает, когда они, кажется, просто зависают на месте. Огромные, двухэтажные, а плывут медленно, как дирижабли.
— Ну, хорошо. А я-то вам зачем? — спросил я. — Мне-то что нужно делать?
— То, что ты уже начал, — сказал Мохов. — Мы три года спали. Не спали, конечно, копили материал, анализировали его, писали справки, готовили отчеты. А чеченцы копили силы. Сейчас со дня на день должна начаться полномасштабная война — мы проснулись. Где вербуют новых наемников? В Англии. Отлично, попробуем через Лондон заслать в Чечню своего человека. Будет информировать нас о том, что там дальше с боевиками происходит. Ну, на том уровне, на который ему удастся пробраться.
— И что, есть уже такой человек?
— Есть, чеченец. Нашли через ФСБ, — ввернул Кудинов. Тон, которым он это произнес, не оставлял никаких сомнений в том, как он к этой организации относился.
Мохов нюанс не уловил и повторил нейтральным тоном:
— Нашли через ФСБ и уже перебросили его в Англию. А что дальше с ним делать, пока не знают.
Лешка покивал головой: именно так. Но он не тупо покивал, а с подтекстом, который, зная его, как знаю его я, легко расшифровать: стоило ли, в сущности, ожидать интеллектуальных прорывов от людей в состоянии спячки?
— В Центре предлагают внедрить его через связи твоего египтянина, — заключил Мохов.
Мы с Кудиновым переглянулись. Мы-то с ним говорим «Контора» или «Лес».
— Только у твоего египтянина не должно возникать сомнений, что он работает на американцев, — повторил Лешка, хотя это-то мне было понятно с самого начала. — А американец из нас троих только один — ты.
4
К чести Эсквайра (которого, напоминаю, про себя я зову Бородавочник) надо сказать, что в Конторе спали не все. В линейном отделе — в том, который занимается Великобританией и от которого работал Мохов, — действительно всего лишь копили материал. В какой-то степени, формально, их можно понять. С Англией своих проблем хватает, Чечня — в нескольких тысячах километров оттуда, да и вообще на территории России. Совсем формально, это в принципе не дело Конторы — есть ФСБ, МВД, пусть сами свои зарплаты отрабатывают. Только сейчас, когда жареный петух клюнул, как с кривой эстетской усмешкой часто цитирует кого-то наверху Бородавочник, Лес, похоже, забомбил резидентуры руководящими указаниями. Уверен, мгновенно вспомнили и про чеченскую диаспору, про мусульманские радикальные организации, про арабских боевиков и про бывшие братские республики, через которые те просачиваются на российскую территорию.
Эсквайр, пользуясь тем, что его деятельность контролируют от силы два-три человека, да и то в общих чертах, выстраивает собственные схемы. И выстраивает их загодя, незаметно, не привлекая дополнительные силы. Он, Бородавочник, в работе опирается не на приказы и указания сверху, а на собственный анализ и свои прогнозы развития самых разных ситуаций по всему миру. Есть у него в Лондоне нелегал по фамилии Возняк, а по служебному удостоверению Алексей Кудинов? Так тот работу по исламистам с 1996 года, с прекращения первой чеченской кампании, и не сворачивал.
Лешка, за которым, как и за мной, тоже стояла уже двадцатилетняя карьера нелегала, был в Лондоне ресторанным критиком с установившейся репутацией. Он вел еженедельную колонку уже в третьем по счету журнале (поскольку год от года его перо стоило все больше), а также сотрудничал с ежегодно обновляемым путеводителем, выходящем на десятке языков. Кстати, когда мне доводится приезжать в Лондон с богатыми и неприлично богатыми клиентами, я пользуюсь именно этим путеводителем и должен сказать, что он не подвел меня с самыми капризными гурманами. В кудиновской легенде был лишь один большой минус — с ним нельзя было проводить конспиративные встречи в ресторанах, разных тавернах, стейк-барах, даже в приличных кафе.
