Услышав ее голос из спальни, я поднялся и снова направился туда.
— Смотри, — сказала она, протягивая давешнюю рекламную брошюру. — Занятная штука.
Брошюра была выпущена фирмой, которая специализировалась на «правильном питании» и «сохранении внешности». Мать регулярно покупала ее кремы и прочие косметические штучки, и фирма столь же регулярно направляла ей очередные проспекты и каталоги. На сей раз они предлагали ей присоединиться к «избранной группе» постоянных покупателей, которые получат привилегию сообщать коммерческому отделу фирмы свое мнение о продукции. Чтобы попасть в эту группу, нужно было предварительно решить небольшую психологическую задачу, что-то вроде теста. «Тот, кто окажется способным решить эту задачу, — извещала брошюра, — тем самым покажет, что не склонен подгонять действительность под свои представления; стало быть, на его мнение можно положиться». А вдобавок он еще получит шанс выиграть круиз на Карибские острова, который фирма намерена разыграть среди членов «избранной группы».
Ниже шла сама задача. Она показалась и в самом деле интересной. Я даже записал ее условие на листке бумаги — он валяется где-то у меня в комнате. Из девяти приведенных в скобках слов нужно было составить три осмысленные и грамматически правильные фразы, не противоречащие при этом действительности. Слова были такие: «фрукт», «лимон», «мед», «еда», «кислый», «сладкий», «это», «не» и еще раз «это».
— Я уже сделала, — весело объявила мать. И протянула конверт, на котором ее почерком было написано:
«Мед не кислый. Лимон — это еда. Фрукт — это сладкий».
— По-моему, это неправильно, — сказал я.
— Почему? — обиженно спросила она.
— Потому что не все фрукты сладкие.
— Ну и что? Во всех фруктах есть сахар.
— Но из этого вовсе не следует, что все фрукты сладкие. Так и маслину можно назвать сладкой — в ней тоже есть сахар.
— Все фрукты сладкие, — заявила она таким непререкаемым тоном, который исключал всякие дальнейшие споры.
Единственным способом доказать ей, что она неправа, было составить другие фразы, но я был слишком подавлен ее неожиданной резкостью. И даже, честно говоря, немного испуган. За какие-то считанные часы все то, что раньше казалось простым и ясным, вдруг стало двусмысленным, запутанным, ненадежным.
Все послеобеденное время я тоже провел в размышлениях. Мне вдруг пришло в голову, что мои загадочные приключения могли быть каким-то образом связаны с отцовской работой. Может, мать именно поэтому не знала, о чем идет речь. Может, сообщение относилось к чему-то такому, что отец только должен был ей рассказать, а незнакомец, вторгшийся на заднее сиденье моей машины, решил, что она уже это знает? Запутавшись в подобных предположениях, я снова отправился к ней в комнату, но там ее не оказалось — только свет горел, да на постели лежала все та же раскрытая книга. Я пошел в гостиную. Сидя за письменным столом, мать что-то строчила в желтом блокноте. Может, это тоже что-то такое, чем она занимается наедине с собой, когда отец на работе, а я в библиотеке или в школе?
— Думаю, мы должны позвонить отцу, — решительно произнес я.
— Чего вдруг? — спросила она таким тоном, который сразу показал, что она готова говорить о чем угодно, только не о вчерашних событиях.
Моя решительность тотчас испарилась.
— Да нет, просто так… — промямлил я, еще раз посмотрел на нее и вышел. Она по-прежнему продолжала писать.
Лежа на кровати, я услышал, как зазвонит телефон. Мать снял трубку. Сначала я хотел было послушать, кто звонит, но потом передумал. Что-то мне все эти загадки слишком надоели…
…Уже семь утра. Те двое, что меня сторожат, о чем-то спорят за дверью в коридоре. Наверное, устали от бессонной ночи. Я слышу, как они сговариваются, кому первым вздремнуть. А я, кажется, только вошел во вкус — так и чувствую, как нарастает желание выложить тебе все-все, до последней мелочи.
Тетрадь вторая
В ту ночь мне впервые привиделся тот человек, которому было суждено умереть седьмого сентября. Это произошло во сне. У него не оказалось лица, и тело его тоже было скрыто какой-то длинной одеждой. Он сидел возле меня на низкой деревянной скамейке и говорил, не разжимая губ, но я все равно его понимал. Он обвинял меня в своей смерти, потому что я не убедил мать вовремя прекратить загадочную «связь». Я то и дело порывался встать, но он препятствовал моим попыткам своей ледяной рукой и все наклонялся и наклонялся к самому моему уху. Тогда я попытался откинуться назад, насколько это было возможно, но он был то ли длиннее, то ли гибче меня — он снова дотянулся до моего уха и начал шептать что-то странное. Только потом я сообразил, что такое он шепчет. Надо же — из всех возможных вещей он выбрал решение рекламной загадки!
Я проснулся с четким ощущением, что запомнил его слова, но в голове было абсолютно пусто. Минут пять я крутил эти девять слов так и этак — и вдруг вспомнил. «Лимон — это фрукт, мед — еда, кислый — это не сладкий». Я записал фразы на бумажной салфетке и посмотрел на них еще раз. Вроде осмысленно. Я бросился на кухню. Мать уже не спала. Точнее — еще не спала. Видимо, она вообще не ложилась, а всю ночь писала. Когда я вошел, она торопливо прикрыла блокнот рукой.
— Вот, смотри! — Я бросил салфетку на стол. — По-моему, ответ должен быть такой.
Она отломила дольку шоколада от лежавшей перед ней плитки, положила в рот и посмотрела на меня отсутствующим взглядом. Когда она убрала руку, я увидел, что блокнотный листок был сплошь заполнен тесными строчками.
— Что это? — спросил я.
— Кулинарные рецепты, — рассеянно произнесла она. — Хочу приготовить что-нибудь вкусное к приезду отца.
Что-то в ее ответе показалось мне странным, но в эту минуту меня больше занимала разгадка теста. Я подтолкнул к ней салфетку. Она глянула на нее и улыбнулась.
— Вполне осмысленно. Во всяком случае, не хуже, чем у меня.
— Но твоя разгадка вообще не верна! — возмутился я, но она тотчас перебила:
— Уже семь! Ты опаздываешь в библиотеку. Придется тебе иметь дело с мистером Кэем. А свой ответ я все равно уже послала — мне не спалось, и я ночью прогулялась до почтового ящика.
— Подбросишь меня к автобусу? — спросил я и вдруг спохватился, что машину-то я разбил. Я бросился к себе в комнату, быстро оделся, торопливо что-то перекусил и помчался к выходу. Закрывая за собой дверь, я услышал, что мать зовет меня из окна. Подумал было, что она наконец-то решила все объяснить, но оказалось, что это всего лишь традиционный воздушный поцелуй. Я побежал вниз по спуску, при каждом прыжке ощущая, как завернутый в бумагу слайд трется в кармане.
Я не стал его вытаскивать в автобусе, несмотря на сильнейший соблазн. Всю поездку провел в размышлениях — пытался сообразить, откуда мне известно слово «агитатор», и почему я убежден, что мать неверно разгадала загадку. «Фрукт — это сладкий». А может, она права? Может, любой фрукт действительно всегда сладкий? Но тогда она погрешила против логики. Ведь она сама написала, что лимон кислый. А лимон — это тоже фрукт. Нет, выходит, она все-таки неправа!
