– Моя… ты моя… ты не можешь забыть… клянусь тебе… я сдержу свою клятву. Вернись ко мне, Каро, Каро!..
Однажды он уже звал ее так, после первой ссоры.
Как далекое эхо, в ней проснулось воспоминание о прошедших годах, разрывавшее ей сердце. Невольно она смягчилась, и с интуицией влюбленного Джон понял ее минутную слабость. Униженное смущение, испытанное им раньше, сменилось чувством торжества.
– Я люблю тебя… я люблю тебя… – прошептал он.
Звук его голоса, такой знакомый и родной, звал Каро, словно манил во сне, далекий, еле слышный. Но ее душа на этот раз осталась холодной.
Она высвободилась из его объятий быстрым движением.
– Джон, пожалуйста, пожалуйста, уходи.
– Уйти?.. – повторил он.
И подлинная его натура проявилась в следующих словах:
– Было бы смешно, если бы я это сделал.
Он снова пытался обнять ее, но она его оттолкнула:
– Не трогай меня, я не потерплю этого.
Затем слова ее полились быстрым потоком:
– Джон, будь великодушным хоть раз. Ведь наступил конец. Дай мне уйти, дай мне унести светлую память о тебе на всю жизнь. Если бы я могла, я бы все начала сначала. Но я не могу. Моя душа разбита. Может быть, я недостаточно добра, чтобы все простить. Может быть, я могла бы простить, но забыть – никогда! Воспоминания останутся в моей душе и не дадут мне покоя. Дай мне уйти, дай мне свободу. О, Джон, будь добр ко мне, не забывай меня…
Джон схватил ее за руку.
– Перестань, – начал он, – ради бога перестань. Хорошо, ты уедешь. Я это заслужил. Я знал, что ты никогда не поймешь. Можно изменять, но сохранить любовь в своем сердце. Ты думаешь, что это не так? Тебе непонятны мои слова. Иногда я думаю, хочу думать, что неизменная любовь, наполняющая сердце человека, и есть наивысшее проявление верности. Мои воспоминания о тебе останутся навсегда прекрасными и незапятнанными. Вот и все. Может быть, это и глупо… Прощай!
Он подождал мгновение, затем вышел.
Входная дверь захлопнулась за ним внизу, и вслед за тем раздался звук отъезжающего автомобиля.
Глава 4
Переезд по Каналу оказался спокойным. В Кале пришлось долго ждать, и остаток пути до Парижа был необыкновенно скучным.
Раньше Каро всегда думала, что путешествие является лучшим развлечением, отвлекающим от воспоминаний и тягостных мыслей. Теперь же оно ей показалось нескончаемым.
Под конец жаркого, пыльного дня в розовом закате показался Париж, чарующий, шумный и яркий.
– Каждый раз, когда я подъезжаю к Парижу, мне кажется, что это мое первое посещение, и в то же самое время я рада, что знаю Париж так хорошо, – сказала Рита.
Очутившись одна в большой комнате отеля, Каро устало начала ходить взад и вперед. Теперь только она поняла, что она свободна, что все осталось позади, и чувство безграничного одиночества овладело ею. Она села на диванчик в стиле Рекамье, покрытый кружевным чехлом, и взяла свою собачку на руки. Появившаяся Сариа с мягкой улыбкой объявила, что ванна готова. Каро встала, обрадовавшись ванне, что вполне естественно после пятичасового путешествия в летней пыли.
Когда Каро оделась, Рита вошла из соседней комнаты:
– Мы отправимся пообедать к Фуке, на террасу. Сегодня чудная ночь.
Автомобиль быстро повез их по шумным улицам, и Каро перестала себя чувствовать такой одинокой. Но ресторан оказался переполненным, и они поехали в другой, где их повели к столику, стоявшему около плетеных перил террасы, с которой открывался вид на Булонский лес, темную феерию переплетающихся теней, мягких, мигающих огней города и далеких звезд.
Рита заказала обед с умением распоряжаться, свойственным ей. Как большинство женщин, много путешествовавших в своей жизни, она прекрасно знала обычаи чужих стран и всюду имела много знакомых. Она раскланялась с некоторыми дамами и заговорила с молодым человеком, вскочившим с места, когда она и Каро прошли мимо его столика.
Козимо Лиар низко поклонился и подошел к ним. Рита знала его давно. Он был дипломатом, типичным представителем этого круга: ленивый и вежливый, очень легкомысленный и довольно красивый, с безупречными, любезными манерами.
– Куда вы отправляетесь сегодня? – спросила миссис Тэмпест.
– Я еще не знаю. Думаю, в какое-нибудь место для увеселений, но не по собственному желанию, а по долгу службы.
– Вы слишком много работаете, – улыбнулась Рита. – Вы выглядите усталым, Козимо мио.
Светлые, красивые глаза Лиара искрились смехом.
– Смейтесь надо мной сколько угодно, но эту неделю я действительно много работаю. Я должен развлекать его светлость, Гамида эль-Алима; это очень трудная задача, поверьте мне. Он силен, как Геркулес, и любопытен, как мальчишка.
– Где он? – спросила Рита с интересом.
– Вот там, за моим столом, господин с темными волосами. Привести его к вам? Можно?
– Конечно, но расскажите нам прежде, кто он.
– Кто и что? Его светлость представитель молодого Египта. Он учился в Итоне, и в нем соединяются восточная лень с энергией европейца. Он путешествует по свету, желая ознакомиться с ним. Он хитер, умен и очень интересная личность. Я приведу его.
Лиар ушел и скоро вернулся с очень высоким, необыкновенно красивым человеком. Египтянин был еще молод, но выглядел уже вполне зрелым. Его загорелая кожа золотистого цвета казалась еще темнее из-за прозрачных голубых глаз под густыми черными ресницами, которые придавали его взгляду странное выражение. Словно утомленный всем, он резко выделялся среди всей окружающей обстановки. У него был красивый, смеющийся рот с прекрасными зубами и изящные, тонкие руки, которые, несмотря на холеные, блестящие ногти, казалось, таили в себе огромную нервную силу. На его левой руке блестел золотой браслет, и обращали внимание жемчужные запонки большой ценности. Говорил он с живостью, подчеркивая свои слова легкими движениями руки. Красота его придавала очарование всем его движениям. Он смотрел на Каро, почти не отрывая глаз, пока Рита разговаривала с Лиаром, и Каро чувствовала на себе его тяжелый, пристальный взгляд, заметив с некоторой долей раздражения, что она невольно покраснела. Гамид увидел это и сейчас же сказал откровенно, не отводя взора от ее лица:
– Смотреть на вас – словно видеть цветок, солнечный закат, драгоценный камень или что-нибудь другое совершенное и прекрасное.
Она быстро спросила:
– Как долго вы предполагаете оставаться в Париже, ваша светлость?
Гамид пожал плечами:
– Пока не начну скучать. Оставаться после этого безрассудно, не правда ли?
Выражение презрительного разочарования обострилось в его глазах. В этот момент он показался ей типичным представителем Востока, усталым фаталистом, разочарованным во всем.
