Книга Третьего не дано? - Валерий Елманов

– Ты нынче на меня как-то эдак особливо взираешь, – сразу почуял он что-то не то в моем взгляде.

– Обыкновенно, – улыбнулся я. – Просто вспомнился наш с тобой разговор про «вольную птицу», которая и рада бы заняться чем-то иным, да вот беда – не ведает она такого занятия, чтоб и воля осталась, и…

Игнашка молчал, настороженно уставившись на меня одним глазом – второй, как и водится, заглядывал куда-то вправо от меня.

– Думается, что сыскалось для тебя такое занятие, – подытожил я и предупредил: – Только не спеши отказываться, если что-то вдруг тебе не понравится. Значит, говоришь, воли душа жаждет?

Он задумчиво поглядел на свою кружку со сбитнем, потом еще более задумчиво на меня и без лишних околичностей предложил напрямик:

– Ну сказывай, Феликс Константиныч, чаво ты для меня надумал?

– Я ж говорю: волю тебе дать, – улыбнулся я.

– Ишь ты, – хмыкнул он. – Так ведь я и так вроде бы живу как живется, а не как люди велят. Свое добро – хоть в печь, хоть в коробейку.

– Да разве в Москве воля? – возразил я. – Сам же сколько раз мне говорил.

– То так, спорить не берусь, – согласился он. – Но оно, вишь, как повернуть. Иному дураку воля, что умному доля: сам себя губит.

– Ты же не дурак, – усмехнулся я.

– Случается, что воля и добра мужика портит. Не зря ж в народе сказывают, что воля портит, а неволя учит. Опять же, не замоча рук, не умоешься. – Он хитро посмотрел на меня. – За настоящую волю платить надобно по-настоящему. Хватит ли у меня серебреца-то?

– А не хватало бы, и разговор не завел бы. У тебя голова на вес серебреца.

– Никак случилось что, потому и Игнашка тебе занадобился? – с притворной ленцой в голосе осведомился он.

– Не случилось, – вздохнул я, – но без твоей помощи может и случиться. Куда мои орлы едут, ты уже знаешь, так?

– А пусть кой-кто не болтает попусту, – проворчал он. – Сам же сказывал, чтоб я их проверил да все выведал.

– Не все, – возразил я. – Кое-что ты еще не знаешь.

– Быть такого не может! – взвился он на дыбки. – Про молчунов не скажу, но твоего тощего Кострюка я наизнанку вывернул. Да и Прошку тоже. – Обвинение в непрофессионализме так сильно его задело, что он даже покраснел от возмущения.

– А они до поры до времени и сами ничего не знали, – пояснил я. – Лишь вчера я им все рассказал, после того как с твоей помощью избавился от говорливых.

– А-а-а, ну тады ладно, – успокоился Игнашка и полюбопытствовал: – Так мне чего теперь, сызнова у них выведывать?

– Не надо. Что они теперь знают, я и сам тебе расскажу. Но вначале нужно согласие с тебя получить. Сам пойми, не хотелось бы постороннего человека в свои тайны вовлекать, – пояснил я. – Да и тебе оно спокойнее. Меньше знаешь – крепче спишь. Иное дело, если ты согласишься. Тогда уж, как своему человеку, я все как на духу, и даже то, о чем и моим ребяткам неведомо.

– На службу к себе хошь взять, – задумчиво протянул Игнашка. – Идти внаймы – принимать кабалу. Тута я живу не тужу, никому не служу, хочу смеюсь, хочу плачу. Опять же смотря какое дельце, а то сам знаешь, сколько утка ни бодрись, а лебедем ей не быть. Что, как не по зубам оно мне придется? И рад бы взять, да силы не занять. Это ведь бог творит как хочет, а человек – как может.

– Осилишь, – успокоил я его. – Потому и предлагаю, что дельце это, как ты говоришь, не только тайное и опасное, но еще и как раз твое. Я уже примерял его по тебе – сидит так, словно на тебя и шито.

– Загадками сказываешь, княже, – вздохнул он, – а я человек простой, мне в лоб надобно.

– Был бы ты простой, я б тебе даже и заикаться не стал, не то что предлагать, – парировал я. – А раз говорю, стало быть, подходишь ты мне и по уму, и по… ремеслу своему.

– Никак дознатчик занадобился?! – изумился он.

– А зачем бы я их в дальние страны засылал? – вопросом на вопрос ответил я. – Мед-пиво пить? Так этого добра и на Руси хоть отбавляй.

– Дознаться до тайны – ремесло тонкое, – покачал головой Игнашка. – Тут и впрямь без навыков не обойтись. А они у тебя хошь и бодры-веселы, ажно горят от нетерпенья, да к таковскому не свычны. Хотя погоди-ка, – встрепенулся он. – Вот Емеля, ежели его подучить чуток, могет управиться… со временем. Пару-тройку лет поднатаскать его, так он, глядишь, и вровень со мной станет. Да и еще двое-трое тож смышленые. Чрез пяток годков и с их толк может получиться.

– Нет у меня пятка годков, – мрачно ответил я. – И двух– трех тоже нет. А самое плохое, что я и года не имею. От силы половинку.

– Вона как. – И он вновь задумался.

– А что, сейчас они совсем никуда? – поинтересовался я.

– Воля твоя, – пожал плечами он. – Можа, и выйдет что, коль повезет и они вовсе на дураков нарвутся. А скажи-ка мне, что с ими сотворят, ежели поймают?

– Смерть, – коротко ответил я.

– И не жаль? Молодые ведь совсем.

– Не было бы жаль, я сейчас с тобой разговоры бы не разговаривал. – И спросил: – Давай впрямую, как… князь князю: согласен вместе с ними поехать? Старшой мне нужен, чтоб с опытом и с навыками.

Игнашка весело засмеялся:

– Ну ты уж и придумаешь, Феликс Константиныч. – И повторил, смакуя: – Ишь, яко князь князю. – Он вновь усмехнулся и заметил: – Тута вот чего. Дельце и впрямь сурьезное, потому враз ответ давать не годится – обмыслить все надобно. Вота, к примеру, с кем мне гово́рю вести доведется? Я ведь привык все больше с простым народцем растабары вести, а там, мыслю, занадобится с людишками иного помола встречаться. Али не так?