— Но тогда я не смогу больше говорить с вами!
Он был озадачен. Я тоже, но Лотта продолжала:
— Присядьте ненадолго со мной.
Она протянула мне бутылку, и я отправилась в ресторан, где в полном одиночестве стаканчик за стаканчиком выпила все шампанское, наблюдая за Лоттой и администратором сквозь стеклянную перегородку. Им было о чем поговорить. И посмеяться тоже. Вдруг они исчезли. Через полчаса Лотта так же неожиданно возникла у моего столика и сказала:
— Да ты уже совсем набралась!
— А ты совсем бесстыжая. Оно хоть стоило того?
Она достала из сумки еще одну бутылку и выпила залпом три стакана.
— Ну, поехали! — И мы, покачиваясь, влезли по лесенке на самую высокую горку-трубу и рука об руку пронеслись вниз, потом еще и еще. С каждым разом мы визжали все громче и держались за руки все крепче. Она потеряла свой тюрбан и кучу пайеток, я наставила себе такую же кучу синяков, но мы бы никогда не остановились, если бы перед нами не появился Бен со словами: «Мама, тетя говорит, что праздник закончился».
— Ну вот, наверно, и все, — говорит Лотта, снова взглянув на часы. — Ты как думаешь? Она готова? Наша история. Ты все записала? История заканчивается здесь. Пока мы не разревелись.
Она кладет свои твердые пальцы на мою руку — быть может, в последний раз — и играет на ней, как на пианино, потом впивается мне в запястье и затихает.
— Согласна? — спрашивает она. Я просматриваю рукопись нашей истории и размышляю о том, что еще стоило бы сказать.
Месяц назад врачи обнаружили у нее метастазы в легком. С тех пор болезнь стремительно прогрессирует. «Пока мы не разревелись», — напоминает Лотта, я откладываю тетрадь и улыбаюсь ей. Меня спасает ее мать. Коротко стукнув, она почти сразу же открывает дверь и заявляет, что пора идти. Имея в виду, что мне пора. Она сообщает это тоном, не допускающим ни возражений, ни отсрочки, и я покорно надеваю куртку и пристраиваю на плечо сумку. И потом она, Лоттель, говорит это слово: «Прощай». И ее мать провожает меня до двери.
ХАЙКУ И ХОРРОР
(Перевод Е. Филатовой)Она опасается, что задача будет не из легких.
Она готовит себе еще чашку растворимого кофе. Сбрызгивает телефонную трубку дезинфектором. Чистит межзубные промежутки. Набирает номер, слышит первый гудок и кладет трубку.
В приготовленном заранее блокноте она записывает время, затем его зачеркивает, предварительно пройдясь кончиком языка по каждому зубу, как будто проверяя, все ли на месте.
* * *
Повторный вызов.
Длинные гудки.
Он прокашливается. Голос звучит хрипло.
— Я вас разбудила?
— Откуда у вас мой номер?
— Я журналистка.
— Тогда скажите: что делать, если по утрам тошнит от своей физиономии в зеркале?
— Не знаю.
— Премного благодарен.
Он вешает трубку.
Она бросает ручку и чертыхается.
* * *
Женский голос:
— Алло?
— Здравствуйте, я бы хотела поговорить с господином Брандтнером.
— Его нет.
— Только что был.
— (Неуверенно.) Его нет.
— (Подчеркнуто дружелюбно.) Пожалуйста, передайте ему трубку.
Дама (Кто она? Домработница? Племянница? Сиделка? Секретарша?) прикрывает рукой трубку; несколько секунд ничего не слышно, затем раздается треск. Похоже, он резко вырывает трубку из рук своей работницы.
— Послушайте, вы зря теряете время!
— Отнюдь.
— Вы действуете мне на нервы!
— Сожалею.
— Я кладу трубку. Оставьте меня в покое, я устал, я не в духе, у меня дурно пахнет изо рта.
* * *
Длинные гудки. Пять подряд. Включается автоответчик, электронный голос сообщает: к сожалению, в данный момент никого нет дома.
— Доброе утро, господин Брандтнер. Пожалуйста, перезвоните мне, номер указан в шапке моего письма. Спасибо.
Вдруг накрывает усталость. Не успев опустить голову на подушку, она по привычке хватает с ночного столика книгу. Дитмар Брандтнер, «Коротко-не-ясно». Свыше семидесяти хайку, по одному на каждый год. Она швыряет книгу обратно в кучу.
* * *
Он и правда перезванивает.
— Сто лет ваше письмо с номером искал. Ну как, получше?
— Получше?!
— Настроение у вас получше?
— У меня? — Выдох. — Ну а вы как, зубы уже почистили?
— Я вчера поздно лег.
— Гости были?
— Не будьте столь прямолинейны.
— Да я так, из вежливости.
— Кино смотрел, один, как и всегда. А вы?
— Что это была за дама?
— Если бы со мной была дама, я бы заметил.
— Та, что сняла трубку.
— Это не дама. Это Аннегрет, она мне помогает.
— В каком смысле?
— Я же вам написал, что никаких интервью сейчас не даю, оставьте вы эти ваши вопросы.
— Я хотела бы с вами встретиться.
— Исключено.
— Мне нужно поговорить с вами лично.
— Боже упаси!
* * *
Две недели назад она отправила ему письменный запрос на интервью. В ответ — пришлите мне фото, мне же нужно знать, с кем я имею дело. Теперь ей стыдно вспоминать об этом, но тогда ей это польстило — она приняла такое требование за интерес к своей персоне и в тот же день выслала ему фотографию. О чем почти сразу же пожалела. Он подумал и решил, что в обозримом будущем интервью давать не будет, написал он ей. Оправившись от удара под дых до состояния, когда хотя бы не трясутся губы, она схватилась за телефонную трубку.
* * *
Она опускает солнцезащитный козырек и нажимает на газ. Кругом стригут растительность: тут садовники еще трудятся на своих стремянках, там уже оставили после себя обстриженные кусты и деревья. На полях еще лежат остатки снега, но земля все равно уже чуть проваливается под ногами крестьянина, который стоит посреди поля и смотрит в небо, — домой он придет с грязью на ботинках. Она сигналит, он отводит взгляд от неба и оборачивается, и она, проносясь мимо, машет ему рукой. В зеркале заднего вида она замечает, как он провожает ее взглядом.
* * *
— Почему вы живете на природе?
— Я живу в помещении. — Он встает, снова наполняет свой бокал и оглядывает комнату.
— Вы знакомы с соседями?