Рут пошла открыть дверь. И в это время зазвонил колокольчик. Старый дверной колокольчик, вызванивающий всего две ноты и, как казалось Рут, на самом деле говоривший «дин-дон».
– Вчера я не заметила колокольчика, – сказала Фрида.
Она улыбалась и казалась не такой высокой, как вчера. На согнутой руке висела сетка с апельсинами. Она слегка наклонилась, чтобы взять Рут за руки, как при первой встрече, и ухитрилась, не разжимая рук, пройти в коридор.
– А я-то вчера стучала как безумная. Неудивительно, что вы меня не слышали. Ведь вы привыкли к этому чудесному колокольчику. С добрым утром! С добрым утром! Я принесла апельсины.
Размахивая сумкой, как священник кадилом, она прошла на кухню.
– Вы ничего не должны приносить, – запротестовала Рут.
– Я знаю, знаю, – сказала Фрида, вываливая апельсины на блюдо, которое она взяла из верхнего шкафчика. – Но у меня они уже из ушей лезут. Мой брат Джордж знает место, где их раздают бесплатно. Не знаю где, я не спрашивала. Это мой брат меня сюда подбросил. На своем такси. Он работает на себя. Если вам когда-нибудь понадобится такси, дайте мне знать, и я вызову Джорджа.
Апельсины лежали роскошной величественной грудой.
– Спасибо, – сказала Рут. – У меня есть машина.
– Ну что ж… – сказала Фрида, явно обезоруженная ее отказом. В широко открывшихся глазах промелькнуло неодобрение.
– Но все же иногда такси может понадобиться, – сказала Рут. – Честно говоря, я ненавижу водить машину.
Фрида, успокоившись, похлопала Рут по руке:
– Тогда давайте совершим обход дома.
Она повесила серое пальто на крючок рядом с задней дверью. Сегодня она была в другой блузке, еще белее, которая еще больше подходила к белым брюкам, и напоминала косметолога.
Обход возглавляла Фрида. Она ходила по комнатам, кладовкам и коридорам, объявляя: «Ванная!» или «Бельевой шкаф!», как будто Рут была потенциальным покупателем, осматривающим дом. Казалось, ни одно открытие ее не удивило. Она вела себя тактично в спальне Рут, но безжалостно в свободных комнатах, заглядывая даже под кровати, выуживая из укромных уголков клоки кошачьей шерсти и неодобрительно качая головой. Рут отвечала виноватой улыбкой, которую Фрида игнорировала. Одной рукой она обняла ее за плечи, как бы говоря: «Не беспокойтесь, отныне все будет по-другому».
– Здесь были спальни моих сыновей, – объяснила Рут, – когда мы приезжали сюда в свободное время. Это был наш загородный дом.
– Понятно, – сказала Фрида. Она провела левым указательным пальцем по книжной полке, проверяя ее на пыль. Это была комната Филипа с книжками для умных мальчиков. – А что случилось с другим вашим домом?
– В Сиднее? Мы его продали. Мы перебрались сюда после того, как вышли на пенсию.
– Мы?
– Мой муж и я. Гарри.
Фрида снова взяла Рут за плечо:
– И вас ничуть не беспокоит, что вы живете здесь совсем одна?
– Ничуть, – ответила Рут. – Почему это должно меня беспокоить?
Ее мать однажды предупредила ее: одиночество отталкивает, тоска никого не привлекает. Рут не сомневалась, что оба этих чувства написаны у нее на лице. Не сомневалась, что у нее странные, неожиданные манеры человека, привыкшего к одиночеству. К примеру, смотря телевизор, она повторяла мимику актеров. Иногда она превращала это в игру. Однажды, читая статью в газете на эту тему, она подумала, что у нее, вероятно, депрессия, но, так как Гарри в депрессию не верил («Счастье – это вопрос выбора», – утверждал он), она никогда не говорила об этом своему врачу и, конечно, сыновьям. Вскоре после смерти Гарри она поняла, что горе не должно нарушать публичного распорядка ее дней. Ее ждала долгая пора уединения.
– Пойдемте попьем чайку и все обсудим, – сказала Фрида.
Рут испугалась, что станет слишком много говорить о Гарри. Ей страшно этого хотелось, и она заранее старалась себя сдержать.
Но Фрида была сама деловитость.
– Здесь документы, на которые вы должны взглянуть, – сказала она, отыскав свой чемодан в столовой и с мощным кряканьем водрузив его на стол. Теперь он казался не таким большим, как вчера. Не больше пухлого портфеля. Фрида порылась внутри, вытащила пластиковую папку с документами и с видом терпеливого неудовольствия протянула Рут. – Здесь официальные бумаги, – сказала она.
Но прежде чем Рут взяла папку, Фрида отошла к окну.
– Только взгляните на это! – воскликнула она.
Вид из окна нередко вызывал реакцию такого рода. Взору открывался склон дюны, спускавшийся от сада к берегу, широкая полоса воды, изгиб залива с серебрящимся городом вдали и белый маяк в конце мыса. Гарри любил стоять в саду, уперев ладони в бедра, и с удовольствием говорить: «Ничего между нами и Южной Америкой». После его смерти Рут начало казаться, что дом участвует в таинственном перемещении континентов, неторопливо превращаясь в остров в открытом море. Рут любила острова. Она прожила на них всю жизнь, и они ее вполне устраивали.
– Безобразие, вот что это такое! – возмутилась Фрида.
– О боже, – проговорила Рут.
Ее всегда смущало великолепие этого вида, как будто обладание этой красотой свидетельствовало о некотором тщеславии с ее стороны. Неужели Фрида и есть тот долгожданный гость, который упрекнет ее за это?
– Вы только посмотрите на них!
Рут посмотрела и увидела людей на берегу. Их было девять или десять, и все они были голые или почти голые. Одни лежали на песке, другие играли в воде. Рут ощутила исходящую от них веселую невинность. Как будто она стояла на горном перевале и смотрела на город, скрытый в долине. Но Фрида явно была оскорблена, как был бы оскорблен и Гарри. Она выскочила в сад, и Рут последовала за ней. Зимой на этом участке берега почти ничего не происходило: одинокие бегуны, несколько собак. Однажды волны разбили старый пирс, и его унесло в море. Люди, купавшиеся нагишом, несомненно, были событием, и Рут это нравилось.
– Они думают, их никто не видит! – воскликнула Фрида. – Думают, что раз они одни, то могут делать все, что им вздумается!
Она бросилась в дальний угол сада, и два алюминиевых бака, которые когда-то использовали под компост, воскресли к новой жизни благодаря воинственной серьезности Фридиных намерений. Она схватила крышки баков, потрясая ими в воздухе, и повернулась к Рут в порыве радостной решимости. Ее вид испугал Рут. Кем была эта незнакомка, мчавшаяся по ее земле к океану с крышками от компостных баков в крепких руках? Чем объяснить ее воинственный бросок, великолепный и пугающий?
Стоя на песчаном гребне на границе сада, Фрида испустила грозный вопль. Угрожающе размахивая крышками, она начала спускаться с дюны, издавая воинственные крики и лязгая крышками над головой. Люди на берегу – теперь Рут заметила, что они совсем молодые, еще подростки, – смеялись, но, заметив Фриду, вскочили с песка или выпрыгнули из моря с темными от воды головами. На расстоянии они казались нескладными и красивыми. Солнце, выглянув из разрыва в облаках, залило их руки и спины светом. Увидев Фриду, они принялись улюлюкать, но вскоре, подхватив свои пожитки и завернувшись в полотенца, бросились бежать по мокрому песку.
