Жизнь моей бабушки и четверых ее детей резко изменилась. Шер-хан возвысил собственных жен до положения, занимаемого некогда женами отца. И это новое положение сделало их еще ненасытнее. Когда Майана с дочерьми предстала перед Шер-ханом, тот в грубой форме велел им отдать все свои драгоценности и золото, чтобы он мог украсить ими шеи и руки своих жен. Но еще больше Майану потрясло его следующее заявление:
— Вы отныне слуги. И разделите с ними их обязанности.
В один день моя бабушка превратилась из хозяйки галаха в скромную служанку, которая мыла посуду, готовила овощи, скребла полы, доила коров и исполняла любые прихоти пасынка и его жен. Обязанности служанки были поручены ей специально, так жены и дети Шера получали огромное наслаждение, обдумывая все новые и новые унижения для женщины, занимавшей еще недавно иное положение.
И хотя мой отец был еще крошкой, даже его не пощадили. Ему запретили играть и приказали зарабатывать себе на пропитание. Всякий раз, когда Шер покидал галах, мой отец Аджаб обязан был взбираться на самую высокую каменную стену, чтобы следить оттуда за возвращением старшего брата. Он должен был вглядываться вдаль и дожидаться появления клубов пыли из-под копыт лошадей. Едва заметив ее, он сбегал по каменной лестнице к центральным воротам так быстро, как это позволяли ему маленькие ножки. Кроме этого, в обязанности отца входил уход за оружием и головным убором хана.
Шер часто возвращался далеко за полночь. А мой отец был слишком мал, чтобы выстоять на ногах до утра, и в первую же ночь своего караула уснул. Он проснулся в ужасе, оттого что Шер поднял его и ударил по лицу, пригрозив:
— Еще раз заснешь, Аджаб, и будешь сурово наказан.
После этого всякий раз, когда глаза начинали слипаться, отец боялся вновь заснуть. Кроме угрозы старшего брата, маленького мальчика подстерегали и другие опасности. Афганистан кишит самыми разнообразными ядовитыми змеями, скорпионами и тарантулами, и, борясь со сном, отец проводил большую часть времени, наблюдая за этими смертоносными созданиями. Спустя годы он рассказывал мне, как великий страх вынуждал его разговаривать с самим собой, подпрыгивать и даже щипать себя, борясь со сном.
Еще одним решением Шера стал переезд семьи. Эмир Афганистана подарил Шеру несколько сотен акров на окраине Кабула. И Шер возвел на этой земле галах куда больше прежнего. И хотя за образец была взята конструкция старого галаха, интерьер оформили в современном стиле, и по своей роскоши он напоминал дворец, в котором были собраны самые экстравагантные бытовые мелочи. Однако бабушка и ее дочери потеряли свой единственный настоящий дом. Всю семью охватило уныние, но еще тяжелее стало, когда бабушка и ее дочери подверглись новым ограничениям.
Хотя бедняки Афганистана научились довольствоваться самой скромной пищей в виде грубого хлеба и овощей, богачи привыкли к изысканным блюдам, приготовленным из дичи, баранины и риса, а также к особым десертам. Хаиль приучил свою семью к деликатесам, однако Шер велел выдавать моей бабушке и ее детям еду, которой едва хватало для поддержания жизни. Им разрешался чай, но без сахара. Позволялся хлеб, но без джема. Оголодавшие дочери Майаны просили немного сыра или чего-нибудь, что могло бы скрасить однообразие их скудной пищи, но мольбы оставались без ответа. Едва Шер-хан слышал от них жалобы на голод и получал просьбы о прибавке к еде, он говорил: «Облизывайте свои пальцы».
Бабушкино сердце обливалось кровью, когда ее голодные дочери плакали, моля хоть о каких-нибудь сластях. Сама же она страшилась, что Шер предпримет что-нибудь, дабы разлучить ее с детьми, поскольку знала, она не сможет пережить эту разлуку, не сможет своей любовью принести им утешение.
Моей бабушке шел всего третий десяток, она была молодой женщиной, все еще сохранившей красоту, несмотря на рождение четверых детей и пережитые недавно потери. А потом Шер приказал ей прийти, и она в страхе ожидала этой встречи, ибо изо дня в день его ненависть к ней все возрастала. Когда она наконец предстала перед своим пасынком, его лицо исказила ненависть. И голосом, исполненным злобы, он объявил ей:
— Майана, один старик, живущий вдали от нашего галаха, принес за тебя большой выкуп. Ты вскоре будешь отдана за него.
Майана чуть не упала без чувств. Она понимала, что это замужество будет значить для ее семьи. Согласно традиции ее дети должны будут тогда остаться под властью Шер-хана. Если она выйдет замуж, то покинет этот галах и никогда не сможет увидеть снова своих дочерей и сына. Она станет собственностью мужчины, которого никогда не знала и которому вынуждена будет рожать детей. Понимая, что любые возражения лишь усугубят решение пасынка, она промолчала и опустила глаза, как и подобает послушной женщине. Наконец ей было позволено удалиться.
Этот разговор заставил Майану принять тяжелое решение. Она знала, что скорее умрет молодой, чем вынесет боль от потери детей, которых от нее отнимут, как только она будет отдана другому мужчине. Мужчине, который по закону будет иметь право надругаться над ее телом и бить ее изо дня в день и который, конечно же, не позволит видеться с детьми. Она решила, что если ее разлучат с детьми, то она предпочтет тихую могилу аду на земле. Верный слуга раздобыл для нее мышьяк и в нужном количестве спрятал в табакерке, так что в случае необходимости она могла быстро уйти из жизни.
Но прошло несколько лет, а новых разговоров о замужестве так и не последовало. Шел 1922 год, и эмир обратился к афганским мужчинам, призывая их посвятить себя гражданской службе и поощряя образованные семьи отправлять своих юных сыновей на обучение за границу. Таким образом молодые афганцы получали возможность познакомиться с миром, а вернувшись, заложить основы для будущих перемен на родине. И хотя наша страна уже начала пробуждаться ото сна, движение вперед, к прогрессу, шло очень медленно, и в галахе все сохранялось по-старому, о чем бабушке напомнил эпизод, когда Шер попытался убить ее единственного сына, моего отца.
Шер завел железное правило, в соответствии с которым мой отец, чтобы проявить уважение, должен был всякий раз при встрече с ним снимать шапку. Однажды, выбежав встречать брата, мой маленький Аджаб забыл про это правило. При виде шапки Шер пришел в ярость и направил свою лошадь прямо на брата, намереваясь затоптать его. Мой отец прикрыл голову руками и застыл в ожидании неотвратимых ударов копыт.
Однако эта лошадь была очень привязана к отцу. Она встала на дыбы, перебирая передними ногами в воздухе и отказываясь далее идти на мальчика. Придя в себя, папа бросился наутек и спрятался в укромном месте, где и оставался, пока гнев Шера не прошел.
В 1923 году, через несколько месяцев после этого случая, Шер решил отправить моего отца в закрытую военную школу. Бабушка была ошарашена — ее маленькому сыну было всего шесть лет, и он был слишком мал для военного обучения. Но Шер отказался слушать ее, заявив:
— Из твоего сына нужно сделать мужчину.
Прощание было недолгим, ибо Майане сказали об отъезде сына в самый последний момент. И она беспомощно наблюдала за тем, как крошечная фигурка ее сына была водружена на лошадь и увезена прочь из галаха.
