Не успел Фрэнк произнести эти слова, как они столкнулись с настоящим кризисом. Больница желала выписать Пирса, нужна была его койка. На следующий день Крессида полетела в Оксфорд и забрала отца домой. А что еще она могла сделать? Но Фрэнк оказался прав: это было ошибкой — так быстро реагировать на их требование. Когда Крессида посмотрела на дом в деревне Элсфилд глазами работников социального обеспечения, то сразу поняла, почему те сочли, что ее отец вполне может себе позволить круглосуточный сестринский пост. Хоть и не очень большой, дом был уютный, хорошо оборудованный, и меблированный, и битком набит ценным антиквариатом. Не было смысла никому доказывать, что дом и большая часть содержимого принадлежали покойной второй жене Пирса и после его смерти должны были достаться ее сыну от первого брака, который пока что жил в том, что агенты по недвижимости именовали «малогабаритное жилище ремесленника» в Джерико, в центре Оксфордшира. Он был крайне недоволен — что вполне естественно — затянувшимся пребыванием отчима в доме покойной матери.
Пары недель, которые, как Крессида вначале предполагала, понадобятся ей для того, чтобы все расставить по своим местам, не хватило. На первый месяц Фрэнк отвез детей в Керри, те получили полную свободу и быстро одичали. Сам он тем временем закончил четвертый выпуск своих путевых заметок «Под музыку по Ирландии». В первый раз они с Крессидой расстались так надолго.
Застряв в Оксфорде, Крессида чувствовала обиду на Фрэнка, а тот, в свою очередь, считал, что жена бросила его на произвол судьбы. Приходилось жить на два дома, хотя доходов от писательства Фрэнка едва хватало на один. В конечном итоге он поддался на уговоры своего приятеля, главного инспектора Фила Макбрайда, и, не обсудив это с женой, согласился вернуться на службу, пусть на полставки при свободном графике, в штаб-квартире ирландской полиции в Дублине. Может, Рекальдо надеялся, что его возвращение к прежней работе заставит Крессиду реально взглянуть на сложившуюся ситуацию, но она была слишком занята, чтобы думать об этом. Ее больше заботили мысли о том, что делать с пятилетней Кэти-Мей: приближался сентябрь, начало учебного года[5].
Фрэнк и Крессида без конца обсуждали сложившееся положение по телефону и в письмах, но, поскольку выхода видно не было, решили выжать из него максимум возможного. Мысль о том, чтобы продать коттедж в Керри, была отвергнута. Оба убедили себя в том, что если поднатужатся, то вытянут. Утешались они тем, что проблемы ненадолго: медики утверждали, что Пирс проживет несколько месяцев, максимум год. Четырнадцатилетнего Гила пристроили в школу в Дублине; работа Фрэнка требовала, чтобы он оставался в Ирландии. Временная разлука постепенно и незаметно превратилась в постоянную. Фрэнк и Гил оставались в Дублине; Кресси и Кэти-Мей пребывали в Оксфордшире, девочку записали в местную сельскую школу.
В первое время, год или около того, Фрэнк и Гил каждые каникулы и после каждого учебного семестра пытались втиснуться в дом Пирса, но ничего хорошего из этого не получалось. Спален не хватало, да и комнатки были слишком маленькие. У Кэти-Мей была микроскопическая каморка на чердаке, а Гилу приходилось устраиваться на ночь в гостиной; комната Крессиды едва вмещала небольшую двуспальную кровать, да и это пространство здорово сокращалось, когда рядом оказывался Фрэнк. С течением времени появилась и напряженность — особенно между Фрэнком и его тестем. Ветеран Второй мировой, старый полковник с раздражением вспоминал тогдашний нейтралитет Ирландии и его вдохновителя — Имона де Валеру[6], которого теперь путал с Фрэнком Рекальдо. Не то чтобы Фрэнк не разделял его чувств, он просто терпеть не мог снисходительного отношения к себе.
На следующий год Гил предпочел провести каникулы с друзьями. Визиты Фрэнка становились все более редкими и непродолжительными. Иногда он забирал Кэти-Мей к себе в Дублин, а потом отсылал самолетом домой в качестве «малолетней без сопровождающего лица». Крессида с полной безнадежностью наблюдала, как разваливается ее семья, а образовавшийся вакуум заполняет папаша.
Е-мейл от Фионы Мур Шону Брофи, «Дублин дейли ньюс»
Привет! Извините за назойливость, но я только что вернулась из-за границы, и мне нужно pronto[7]приниматься за работу. Была бы весьма признательна, если бы вы сообщили свое решение как можно скорее. «Индепендент» очень заинтересован в моих материалах, но у меня старинная привязанность к «Ньюс» — я четыре года работала с легендарной Филпотт. «Индепендент» может подождать до среды.
Фиона Мур
Глава 3
Полковника Пирса Холингворда хоронили в жаркий день в конце июня на кладбище оксфордширской деревни Элсфилд, через неделю после его смерти. Фрэнк Рекальдо, следуя за своим семейством в полупустую церковь, размышлял о том, как мало он думал о столь желанном воссоединении. И думал мало, и ничего не планировал. Заняв место рядом с женой, он сжал руку Кресси, и она ответила застенчивой и робкой улыбкой, которая ему так нравилась. Но при этом его не покидало удручающее ощущение какой-то потери. Куда ушла любовь? Он вдруг понял, как трудно будет вновь приспособиться к семейной жизни.
С самого его приезда в доме воцарилась напряженная атмосфера, а Фрэнк к тому же огорчил Крессиду, сразу предложив перетащить их двуспальную кровать в спальню покойного тестя. Ее реакция была такой, словно мертвое тело все еще находилось там. Она наотрез отказалась, и супруги до утра проспорили шепотом, пока она не ушла в кухню заваривать чай, оставив Фрэнка, который тут же погрузился в сон. За все утро едва ли обменялись парой слов и потом, когда отправились в церковь, тоже продолжали отмалчиваться.
Все это, думал Фрэнк, выглядит так, словно они с женой только что познакомились. Кресси казалась какой-то чужой. Она всегда была тоненькая, но сейчас похудела еще больше и выглядела бледной и хрупкой. Под ее светло-карими глазами залегли темные круги, а волосы цвета светлого меда, отросшие до самых лопаток, были стянуты у шеи в хвост. Ей явно не хватало любви, однако Фрэнк подавил желание тут же заключить жену в объятия. Одета она была в мрачный темно-синий костюм, на шее нитка жемчуга, на ногах черные уличные туфли. Восемнадцатилетний Гил выглядел очень спортивно и жизнерадостно. Он был в джинсах и в белой рубашке без галстука. Ростом он был чуть больше шести футов, широкоплечий, с карими, как у матери, глазами; светлые волосы оставлял не по моде длинными, чтобы закрывать ухо со спрятанным там миниатюрным слуховым аппаратом. Девятилетняя Кэти-Мей была худенькая и длинноногая, как отец, с ярко-синими глазами, бледной кожей и гривой иссиня-черных кудрей. Одета она была в темно-синий в белую полоску бретонский костюмчик.
