– Ты наткнулся на Томми-Шныряло?
Дик побледнел и кивнул.
– Спрячься, – тихо сказал кузнец Дику и специально еще потоптался в дверях, чтобы выйти последним.
Томми орал:
– Где мальчишка? Куда он делся?
Кто-то пытался его урезонить:
– Томми, побойся Бога! Мы хороним малютку Мэйбл.
Но Томми не унимался:
– Я застукал Дика в лесу. С огромной вязанкой хвороста. Это точно был он. Я уже доложил сэру Гриндли.
– Передай лучше сэру Гриндли, что малютка Мэйбл умерла.
– Подумаешь, умерла! Много вас тут помирает. Вы покрываете вора.
Наконец подошел отец Уильям:
– Добрый Томми! Все знают, ты верный слуга сэра Гриндли. И мы ценим тебя за это. И сэр Гриндли безмерно ценит. Но ты видишь своими глазами: брата покойной здесь нет. А тревожить покойницу – грех. Не стоит множить грехи, добрый Томми. И дай нам спокойно завершить свое дело.
Томми-Шныряло сказал, что еще вернется. Что достанет Дика из-под земли. Пусть тот не думает, что ему удастся избежать наказания. И теперь Дик лично должен еще и Томми (лесничий коснулся огромного синяка под глазом) – за увечья, которые тот получил на службе.
* * *
– Если ты здесь, вылезай!
Таким сердитым отца Уильяма Дик ни разу не видел.
– Ты прятался под алтарем? Ты знаешь, что это грех? И ты пропустил погребение. А еще ты поднял руку на лесничего сэра Гриндли. Столько грехов за такое короткое время! Ты не боишься грешить? Я учил тебя: «Помни о смерти!» А ну-ка, давай, повтори, как эти слова звучат на языке писания!
– Мементо мори, – тихо промямлил Дик.
– Вот именно: «Memento mori». А почему, ты знаешь? Почему нужно помнить о смерти? Что ожидает грешников на том свете?
Дик поежился: вот он, ад. На фреске в часовне. Среди едких желтых огней копошатся серые черти. В лапах у них дубинки, которыми черти бьют по человеческим головам. А головы торчат из большущих котлов. Лица грешников перекошены, рты разинуты. Дик не любил смотреть на эту картинку. Но если взгляд натыкался на роспись, отвести глаза уже не было сил и по телу бежали мурашки. Все это время Дик старался туда не смотреть. Неужели он так же грешен? Прямо как эти, в котлах?
– Простите, святой отец. С лесничим – это нечаянно. Томми-Шныряло сам за меня ухватился. И сказал, что посадит меня в колодки.
– Он Томми, а не Шныряло. И он выполнял свой долг, – сурово сказал отец Уильям. – А ты собирал в лесу хворост. Ты воровал чужое.
– Малютка Мэйбл дрожала. Ей было холодно. Она могла умереть… – Дик почувствовал себя глупо. – Ей хотелось согреться…
– Закон запрещает собирать в лесу хворост, – чуть смягчился отец Уильям. – А лес, как ты знаешь, принадлежит сэру Гриндли.
– Это все из-за сэра Гриндли, – Дик все никак не мог ощутить себя виноватым. – Это из-за него не стало малютки Мэйбл.
– Каждый живущий грешен. Каждому воздается за его прегрешения.
– Но вы говорили, Мэйбл отправилась к ангелам… Она ничего не сделала. Она не грешила. Это все из-за сэра Гриндли. Это из-за него… – Дик упрямо, отчаянно настаивал на своем.
– Как ты можешь порочить своего господина? Здесь, в часовне. Часовня принадлежит ему…
– Я думал, часовня – дом Господа и Господу принадлежит.
– Но ее построили по приказанию Гриндли. Это род благородных кровей. Я служу им уже много лет…
– Я думал, вы служите Господу…
– Ты наглец, Виттингтон. Ты стал очень похож на отца, – голос святого отца снова стал сухим и сердитым. – Ты одержим гордыней. А это тягчайший грех. Тебе нужно покаяться. А пока ты не сделал этого, я не позволю тебе помогать мне во время службы. Ладно, об этом хватит. О твоем покаянии мы еще поговорим. Сначала ты пойдешь к сэру Гриндли и во всем повинишься.
– Я пойду к сэру Гриндли?
– Да. Ты пойдешь и признаешься, что собирал в лесу хворост. Скажешь, что ты готов заплатить. Вот. – Священник бросил на стол кошель. – Это от Херинга. Ну, и каждый добавил монетку. Это плата за то, чтобы я поминал малютку. Но я буду молиться за бедную Мэйбл и так. А ты отнесешь деньги в замок. И ты не станешь вором. Как не стал твой отец. Ты меня понял, Дик?
* * *
Дик уныло брел по дороге в сторону замка. Он так скажет сэру Гриндли: «Я собирал в лесу хворост. Но это ведь из-за вас малютка Мэй заболела. Она заболела после того, как побывала в замке. И про нее стали всякое говорить…»
Нет, лучше так: «Сэр Гриндли, я набрал в лесу хворост. Это хворост из вашего леса, и потому он ваш. И будто бы я украл… Но ведь он там просто валяется. А вы… Вы бы видели, как ужасно дрожала Мэйбл! Даже вы бы ее пожалели. Хотя вы могли пожалеть ее раньше – до того, как она заболела. А у нас, сэр Гриндли, не было денег на лекаря… Тут вот добрые люди собрали отцу Уильяму, чтобы он молился за Мэйбл. Но он согласился и так… Потому что Мэйбл уже точно у ангелов. Она была очень хорошая. А вы сделали ей плохое. Из-за вас она померла. Возьмите же деньги, сэр Гриндли…»
Нет, это тоже не то.
«Если бы вы пожалели Мэйбл, мы, может, и потерпели бы. Ну, подольше бы потерпели. И я не пошел бы в лес. И с Томми-Шныряло ничего б не случилось. Я ж не хотел ставить ему синяк. Я всегда следил, как бы с ним не столкнуться. Вы можете дать эти деньги Томми-Шныряло. Здесь порядочно денег, и на лекаря хватит. Вот нам не хватало на лекаря. Но это уже не важно. Мэйбл теперь у ангелов. И она оттуда все видит. Она и вас видит, сэр. Как я отдаю вам деньги, которые ей собрали. Но отец Уильям готов и без денег молиться…»
Нет, эти слова сэру Гриндли тоже вряд ли понравятся. И зачем Дик идет в этот замок?
– А-а, Виттингтон! Вот ты где! Идет, не скрываясь, наглец! Стой, ворюга! Ты мне за все заплатишь!
Томми-Шныряло теперь, казалось, мог разглядеть Виттингтона за милю, а то и больше. На этот раз лесничий ехал к замку верхом. Дик почувствовал, как у него в животе замахали крыльями большие мохнатые бабочки. Он же идет виниться? Он несет деньги за хворост. Только станет ли Томми-Шныряло слушать его объяснения?
– Стой! – Шныряло стегнул коня плеткой, тот перешел в галоп.
Дик бросился прочь с дороги.
К лесу! Скорее к лесу! Дик умеет бегать среди деревьев.
– Стой!
Вот и лес. Однако Дик спиной ощущал – всадник его настигает. Лес у края еще слишком редкий, и Дик стал петлять. Но лошадь лесничего уже дышала бегущему в спину. Шныряло зло похохатывал. Преследовать Дика верхом было приятно, как гнать лисицу. Дик чувствовал, что задыхается. Ноги стали тяжелыми. Плеть лесничего с визгом задела его плечо. Дик упал. И тут земля под ним разошлась. Послышался хруст ломаемых веток, проклятия, ржание лошади. Дик пронесся куда-то вниз, в подземельную затхлость, и почти утратил способность видеть и слышать.
