До самой темноты Тарас с женой обустраивали новый дом. А вечером истопили баньку. Выпарились, вымылись, затем по обычаю сели за стол. В кабинете нашлось несколько бутылок коньяка. Еды, привезенной с собой, должно было хватить на неделю, а то и на две. Пережитое в родном селе крепче сплотило Тараса и Марию. Впервые за последний год у них была ночь любви. Они отдались позабытому чувству, словно в самом деле остались последними людьми на земле… Будто от их страсти, их неистовости зависело будущее…
На следующий день началась ставшая на долгие годы обычной жизнь. Ежедневная борьба за выживание… Овец удалось прибрать к рукам, зарезав барана. Мясо его засолили и закоптили впрок. Зато у них появилось молоко и своя — пусть небольшая — отара. Вскопали крошечную делянку перед домом, посадили репу, картошку, свеклу, посадили капусту.
Почти два дня Тарас прорубал дверь оружейной. Наконец добрался до цели. В хозяйстве появилось сразу три ружья и солидный запас готовых патронов, а уж пороха и капсюлей оказалось вообще немерено! Поправили бочки, Тарас начал охотиться и солить мясо на зиму. До зимы успели подготовить все необходимое для жизни. Зима выдалась не слишком суровой. А по весне удалось солидный участок засеять рожью. Так и тянулось время, пока через четыре года отшельнической жизни Тарасу и Марии не пришлось столкнуться с суровой реальностью: на их земле стали появляться люди… А затем и не только люди…
…Гвоздь уже не помнил, почему он сбежал тогда из части. Служить оставалось всего ничего, каких-то полгода. Просто достало. Да еще ротный, заступивший вместе с ним в караул, что-то ляпнул не по делу. Вот Гвоздь и сорвался. Ударил прикладом точно в висок. Ротный даже не пискнул. Лег тихонько, только ногами подергал. Тогда ему пришлось положить всех. Первую машину он угнал прямо из части. Загрузил в нее пять автоматов, боекомплект — и дал ходу. Дружок его, Лешка Гнус, увязался с ним. Потом они меняли машины и не жалели патронов, как, впрочем, и людей. Их учили убивать, и они косили всех встречных. Повезло, удалось укрыться здесь. Последнюю машину бросили в двух сотнях километров к востоку. Утопили в реке вместе с остывшими телами водителя и его бабы. Повеселились тогда, слов нет! Напоследок насмотрелся мужик, на что способны оголодавшие пацаны. Да и бабенка оказалась сладкая. А дальше — лесами, стараясь не наследить, добрались сюда. Народец, как ни странно, в этих краях обитал, причем разный. Были и безобидные дойные коровы, дававшие и жратву, и самогонку за один вид «калаша». Были и такие, что даже подойти страшно. Один такой деловой засадил вчера Гнусу жакан в бедро. Лучше бы уж в голову или в грудь. А так — возись теперь с ним! Рана загноилась, воняет…
— Гвоздь, пить дай, — простонал раненый.
Гвоздь бросил напарнику фляжку. Гнус пошарил вялой рукой, нащупал алюминиевый бок фляги, подтащил к себе и, отвинтив дрожащими пальцами пробку, сделал несколько глотков.
Крошечная избушка, неизвестно кем и для чего срубленная из толстых сосновых бревен на берегу узкой неглубокой речки, стала их домом два года назад. До этого, как правило, жили в брошенных деревнях. Но туда стали возвращаться люди, а следом за ними наведываться милиция. Гвоздь с Гнусом перебрались в глушь. Тут их никто не трогал.
— Слышь, Гнус, может, ты пулю выковыряешь? А то сгниешь заживо. Рану почистить надо!
— Не смогу я, ослаб. Да и водки нет, чтобы промыть.
— Ты скорее глотку промоешь, чем рану, — захохотал Гвоздь. — Я тебе серьезно говорю, достань пулю. У тебя нога уже синяя и воняет.
— Сил нет. Попробуй сам, Гвоздь, очень прошу.
— Не, я не стану. Противно. Твоя нога, твоя пуля. Сам поймал, сам лечись. Хватит того, что я тебя сюда припер.
Гвоздь закурил самокрутку, забросил ноги в разбитых сапогах на ящик, служивший им столом, уставился в потолок. «Как ни крути, а Гнуса придется кончать. Жаль, патронов осталось мало, меньше сотни. Хотя если экономить — то на год, а то и на два хватит. Нужно будет у туземцев ружьишко добыть. Раньше брезговали, а теперь уже не то время. Без оружия — верная смерть. Главное, по дурости не схлопотать, как Гнус. Ладно, пусть до вечера поживет, а там ножом — и в речку, раков кормить. Раки тоже кушать хотят. Эх, жаль, бабы давно не попадались…» — тоскливо думал Гвоздь, пуская дым в потолок. Докурив, затушил бычок, хлопнул дверью, вышел из избушки. Понял, что остался один, и теперь прикидывал, как быть дальше.
Вырос Гвоздь почти сиротой, отца его никто не знал, даже собственная мать. Да и что она вообще могла знать, практически никогда не просыхающая пьянь! В двенадцать попал в детдом. Хорошую школу прошел, как только на зону не попал, непонятно. После ПТУ — сразу в армию. Гордился собой со страшной силой. Десант, разведрота. Только позже понял, что там собрали вовсе отморозков, да и ротный был ничем не лучше. За что и получил. Гвоздь, привычный к непрерывной городской войне, быстро освоил все премудрости разведроты. Сильный, выносливый, он ни разу не блевал на марш-бросках, стрелял лучше всех, а в рукопашном ему не было равных. Одна беда — Гвоздь был без тормозов. Но теперь это было даже лучше. Он навел шорох на туземцев, ему исправно платили дань. Жить можно. Только скучновато одному. Вот если бы девку завести, такую, чтобы была умелая да ласковая… Только где ее найти?… Правда, можно прибиться к кому-нибудь, здесь люди разные живут, есть и лихие, почти такие же крутые, как он.
Прошлогодняя хвоя шуршала под ногами, Гвоздь шел размашистым скользящим шагом. Автомат с перевязанным изолентой прикладом привычно оттягивал плечо. Выцветший, грязный, изодранный камуфляж делал его почти неразличимым среди деревьев. Незаметно для себя вышел к заброшенной деревушке. Звериным чутьем ощутил присутствие людей. Крадучись подошел ближе. Скрылся за кустарником, начал предельно осторожно приближаться к дому, над трубой которого в синее небо мирно поднималась струйка дыма.
Заколоченные обомшелыми досками окна не позволяли рассмотреть, кто в доме. Передернул затвор, перебежками добрался до стены, прижался спиной к теплой деревянной поверхности, очень медленно начал двигаться к распахнутой двери. Замер у сгнившего крыльца, услышал приглушенный разговор. Говоривших было двое, но разобрать не удавалось ни слова. Держа автомат по науке, под углом в сорок пять градусов, Гвоздь переметнулся под разросшийся куст цветущей сирени и словно растворился в нем. В доме послышались шаги… Кто-то приближался к двери…
— Вот такая у меня задача, — закончила свой рассказ Эльза.
— Вы сами-то верите в это? — недоверчиво спросил Казимир.
— Скорее да, чем нет. Так вы согласны мне помочь? — Эльза окинула взглядом небольшой скверик, в котором они беседовали.
Казимир помолчал. Вздохнул. Потом тихо спросил:
— Знаете что, фрау Эльза, я согласен. Только нам придется договориться насчет аванса.
— Это не проблема. Аванс, то есть половину вашего гонорара, я отдам вам, как только мы выедем из города.
— Согласен, когда мы выезжаем?
— Лучше всего — прямо сейчас. Вернее, как только вы будете готовы, — уточнила Эльза.
